Иван вздохнул. Он ещё помнил встречу с Машей на катере, как бесцеремонно она его «заложила» Фолькеру. – Мама, поздравляю тебя! – сказал он Ольге Николаевне. – Ты не соскучишься. – И вслед за Костей пошёл к дверям.
Они только успели шагнуть за порог, а Маша уже выходила из лифта. Пальто нараспашку, варежки в снежных комочках торчат из карманов, вязаная котомка наперевес. Её лицо было красно, мокро от снега, никакого хмельного кокетства Иван не заметил. Костя ринулся целоваться, но Маша сурово выставила ладони.
– Идите сюда и дверь закройте, чтоб мы никому не мешали, – велела она, обращаясь к Ивану. Её голос был звонкий, но неровный, оскальзывающийся.
– Я хочу сказать, – произнесла она, взявшись за лямку сумки, как за эфес. – Хочу сказать вам, как его другу и доверенному лицу: это такая сволочь! Я к нему хорошо относилась, он мне даже нравился – такой талантливый, чуткий! И знаете, что он сделал? Он придумал для меня сайт и вообще отвлекал меня всячески, а Женьку между делом просто смёл! Влез между родными братьями со своими стишками и вышиб конкурента.
Костя молчал, сунув руки в карманы, и вид имел независимый.
– Ладно, Фолькер с приветом – не видит ни черта, – продолжала Маша. – Но я-то! Костик, ты чего себе думал? Что я – переходящий кубок?
– Ну да, – бессмысленно улыбнулся Костя, – вроде того.
– Слушайте, может, вы это без меня обсудите? – сказал Иван и, зайдя в прихожую, вынес Косте пальто с шарфом. – До свидания! – произнёс он с чувством и собрался уйти, но не успел.
– Вы мне сделали очень плохо! – вдруг разрыдалась Маша. – Вы меня вырвали из гнезда! И мне уже нет хода назад! Я уже все вещи перевезла к Женьке на катер! Я уже бабушке всё сказала! А ты, Костя, амбициозный гад! Давай, катись в свой Иркутск! Расти по службе! – и Маша, споткнувшись о выбоину плитки, рванула по лестнице вниз.
– Ну что ты встал! – сказал Иван. – Давай, беги за ней!
– Я не могу, – тихо произнёс Костя. – У меня ноги отнялись.
– Ну как же отнялись – вот, стоишь же!
Костя сделал пару деревянных шагов, остановился, и вдруг, выстрелив с места, рванул за Машей.
– Стой! А пальто! – крикнул Иван, подождал несколько секунд, не вернётся ли его «крестник», и вызвал лифт. Когда он спустился, Кости уже не было во дворе. Пробираясь по великому снегу, Иван обогнул дом. «Наверно, поймали машину», – решил он и с пальто, перекинутым через локоть, вернулся домой. В лифте ему вспомнилось, как Герда умчала от финки без сапожек и варежек.
Тем временем Трёхдневный снегопад, не оправдав богатого названия, стал иссякать. Последний косой снежок залетал в форточку и шуршал по страницам маминой вязальной книги. Скоро шорох его был заслонён рабочим гулом улицы. Началась уборка снега. Иван смотрел из окна, как вдоль обочины тарахтят метёлки, и движутся самосвалы, гружёные снегом. Всё это – и самосвалы, и метёлки, и грязные кучи снега, как снятые после пира скатерти, – веселило взгляд, и ночь не была темна, потому что вечер оказался соединён с утром непрерывной работой уборочной техники.