Ради красоты

Казалось бы, что ей стоило прийти сюда раньше, двадцать минут пешком, и вот она – та самая дверь. Нет никаких сомнений, что тонкая связь Яниты с миром, давно бы привела её сюда, если бы это хоть как-то могло повлиять на её судьбу. И конечно, девушка признается себе в этом позже, ну, а пока она повалилась на мокрый пол и нашарила в кармане маленький блокнот.

*

Звуки переливались, перемешивались и расходились то в одну линию, то в несколько, в них проявлялся качельный грохот, мелкий шорох кошачьих лап, раскаты грома и тысячи голосов. Яня потянулась за листом и провела по нему красной краской из ягод зверобоя, она была влюблена в свой материал. Благодаря тому, что отвар отстоялся, цвет выдался насыщенным. Обрадованная интенсивностью цвета, девушка начала накладывать на лист уверенные мазки: от светло-красного до бардового. Контраст создавал напряжение. Яня старалась не обращать внимание на то, что рука сегодня болела сильнее обычного. Не вытерпела, побежала к домашней аптечке за таблетками. Нашёлся только «Промедол», набрала шприц и вколола его в левую ягодицу. Успокоилась.

Вернулась к рабочему столу, схватила кисть и погрузилась в августовский закат. Цветовая гамма уплотнялась, и мало-помалу картина оживала, словно через открытое окно в квартиру проникало кварцевое тепло, запах опилок и жужжание комаров. Но этого было мало. Вот если бы кто-то помог, подсказал, как передать глубже ту красоту, которая переполняла её, этот мир, вселенную. Если бы она только научилась размножать этот свет…

– Мне кажется, или у тебя всё время играет одна и та же композиция? – с порога крикнул пьяный отец. Яня вздрогнула, затем вскочила со стула и кинулась в объятия к отцу.

– Нет, треки всё время разные. Музыка помогает мне рисовать. С моих глаз словно снята завеса. Вижу всю красоту в первозданном виде, как будто выпила белизну и очистилась. – С умилением смотрела на рисунок, точно определяя каждое созвучие на картине, пританцовывала то ли в такт музыке, то ли подстраивалась под контрасты цветовой материи. – Вот смотри…

Отец поднялся с места, не решаясь приблизиться к дочери.

– Странная ты всё-таки, Янька. Собирайся, пойдём шпану погоняем!

– Можно мне остаться дома?

Яня с трудом представляла, как она оставит картину незавершённой, ведь вдруг она станет тем самым бесконечным переживанием мира… Однако она слишком боялась оставлять отца без присмотра, уверенная, что без неё он в очередной раз попадёт в аварию. Что ни говори, но как бы Белов не был пьян, его заботило благополучие дочери, но, к сожалению, не настолько, чтобы не усмирить собственные желания и не садиться пьяным за руль.

Сырой воздух улицы, казалось, рвал землю, упирался в подъездный козырёк и уходил влево, где терялся в свете фар. Отец уже сидел в машине, врубив на полную громкость шансон. Яня до сих пор не могла понять, как бывший музыкант мог довольствоваться такой музыкой теперь.

Она села в машину и выключила магнитофон.

– А мама где?

– Как всегда нигде, – заржал.

Из-за брошенной дома картины Яниту как никогда раздражало дикое поведение отца.

– Хочу вот так умереть. На скорости вылететь из этой поганой жизни! – гоготал он, сильнее давя на газ.

– А мне нравится жить, – тихо произнесла Яня.

– Ты ещё молодая. Когда-нибудь и ты станешь ненавидеть этот чёртов город!

Белов скалился, стучал по рулю, алчно предвкушая чужой страх перед собой – таким грозным, недружелюбным, несущим неопределённость. Яня искренне пыталась его понять, но непроизвольно отвлеклась, расширилась, впуская себя мелькающие за окном дома, машины, пыльный воздух, словно укрытые тёмным пледом ночи. Они оседали где-то в глубине, чтобы в любой момент она смогла извлечь их наружу, суметь поделиться.

Отец резко нажал на тормоз. На улице окончательно стемнело.

В глухом дворе под мерцающим светом фонаря шумела «шпана». Девчонки пили пиво, пацаны громко кричали, силясь выяснить, кто из них альфа. Отец сунулся рыться под сидением, вынул оттуда пистолет.

– Сиди в машине, – буркнул он и двинулся к компании.

Приметив приближающуюся фигуру, ребята утихли. Через мгновение отец вытянул из-под куртки пистолет. Ребята не издали ни звука, в напряжённой тишине нарастало ощущение опасности. Безмолвие прекратил озлобленный шёпот отца, Яня знала, он произнёс лишь одно слово: «Беги». Ребята бросились в разные стороны. Никто не беспокоился о том, чтобы помочь отстающим девочкам. Каждый сам за себя. Из раза в раз. Раздался выстрел. Отец выпалил в воздух. За многоэтажки упала единственная звезда.

На шум выстрелов никто никогда не приезжал. Может быть, какой-нибудь забулдыга иногда задирал голову, ища искры в темноте, но быстро забывал, для чего он обратился к небу и вновь в беспамятстве упивался кружащей вокруг него луной.

Отец ввалился в машину и сунул пистолет Яните в руку. Рукоятка была горячая. Девушка сжала пистолет, смутно различая происходящее.

– Хочешь пострелять? – ухмыльнулся отец.

Яня содрогнулась и тут же убрала пистолет в бардачок.

– Я против насилия, – ответила она.