Ради любви и чести (ЛП)

вернуться к жизни.

Я ожидала увидеть растерянность из-за этой двойной игры, из-за того, что он заставил меня поверить, что я была для него чем-то особенным, хотя

на самом деле это было не так. Но его улыбка была широкой и приветливой, без намека на извинение.

– Похоже, вы нашли единственный способ пробудить меня ото сна.

– Огромным букетом?

Я не понимала, как он мог шутить со мной, будто не он только что

флиртовал с этой красивой девушкой. Тем не менее, я знала, что должна

оставаться любезной и дать ему возможность объясниться, прежде чем

создать дистанцию между нами.

– Нет, как бы прекрасны они ни были, я с сожалением должна сказать, что только соблазн новой картины может вытащить меня из царства Аида.

– Ну, тогда мы должны поблагодарить леди Элейн за то, что она спасла

вас. – Затем он повернулся к девушке, которая все еще цеплялась за его руку.

– Леди Элейн, я хотел бы представить вам леди Сабину Шерборн. Она такой

же ценитель искусства, как и я, поэтому я пригласил ее на открытие вашей

картины.

Леди Элейн грациозно наклонила голову, но, когда она подняла ее, выражение лица было решительно холодным, и она оценивала меня почти

критическим взглядом.

Я присела в реверансе:

– Ваша картина, миледи? Могу ли я предположить, что вы художник?

Она тихо рассмеялась, и этот звук был почти так же прекрасен, как и ее

лицо:

– О, нет. Я не могу поставить себе в заслугу эту картину. На самом

деле я совершенно невежественна, когда речь заходит обо всех

произведениях искусства, которые собирает Беннет.

Беннет? Значит, она достаточно хорошо с ним знакома, чтобы называть

его по имени?

– У нее не было другого выхода, кроме как учиться, – добавил сэр

Беннет, похлопав леди Элейн по руке. – По-другому никак не получится, если жить рядом с нашей семьей.

Леди Элейн улыбнулась ему:

– Ты был хорошим учителем.

При этих словах что-то острое кольнуло меня, чего я никогда раньше

не испытывала. Была ли это ревность? Очевидно, что сэр Беннет провел

много времени с этой девушкой, что у них были хорошие отношения и

совместная история.

– Похоже, сэр Беннет преуспел во многих вещах, – сухо заметила я. –

А, как я понимаю, что очаровательные невинные молодые девушки, кажется, находятся на вершине его списка умений.

Он преувеличенно поклонился:

– Благодарю вас, миледи. Всегда приятно, когда тебя узнают по тому, над чем так упорно трудился и довел до совершенства.

Я проглотила волну разочарования от растущего осознания того, что та

нежность, с которой он относился ко мне в последние несколько дней, была

его обычным способом общения с женщинами. И я не была исключением, несмотря на свою внешнюю простоту. Если бы только я не прочитала в его

взгляде больше, чем он хотел…

Я резко повернулась к мольберту, на котором стояла картина.

– Леди Элейн недавно гостила у родственников и обнаружила эту

картину пылящейся в кладовой, – сказал он, следуя за мной вместе с леди

Элейн. – Они подарили ей эту картину, и по дороге домой она решила

заехать сюда, чтобы я изучил ее и сказал, чего она стоит.

– Сомневаюсь, что картина – это единственное, что она надеялась

получить, – пробормотала я себе под нос.

– Простите, миледи, – сказал он, подходя ближе. – Я вас не расслышал.

Я провела пальцами в перчатках по украшенному кисточками краю

покрывала:

– Размер говорит мне, что это, скорее всего, Византия.

– Балканский полуостров, – сказал сэр Беннет.

– Крашеное дерево.

– Загрунтованное золотом.

Я молча кивнула. Он был хорош. Но и я тоже.

– Леди Элейн, – сказал он, – не окажете ли вы честь и не откроете ли

ее?

Она шагнула вперед и с грацией, на которую я никогда не надеялась, даже с многочасовыми тренировками и практикой, откинула покрывало.

Все мои бренные мысли улетучились при виде картины.

– Посвящение. – С почтительным вздохом прошептала я с сэром

Беннетом одновременно. Мы долго смотрели на этот шедевр с восхищением.

– И что думаете? – Леди Элейн прервала наше благоговение.

– Это потрясающе. – Снова хором заговорили мы с тем же

благоговением.

– Что вы можете мне сказать о ней? – Настаивала Элейн.

Только тогда я рискнула взглянуть на сэра Беннета, с удовлетворением

отметив истинную признательность, отразившуюся на его лице. Он кивнул

мне, как будто увидел во мне то же самое:

– Почему бы вам не объяснить картину леди Элейн?

Я знала, как тяжело ему было, наверное, доверить эту честь мне. Меня

распирало от желания рассказать о картине, как, вероятно, и его самого. И я

не могла упустить такую возможность. Я радостно пустилась в подробное

описание работы, изображающей Деву Марию, преподносящую Младенца

Иисуса Симеону для обряда очищения в храме. Я подробно остановилась на

значении ее синего одеяния и надписи на свитке, который она держала в

руке, углубилась в предысторию художника, и уже готовилась разъяснить

выбор его техники, как увидела, что леди Элейн прикрывает рукой зевок.

Я резко остановилась.

Она виновато улыбнулась: