Ради милости короля

– Оба мои брака были заключены по расчету, и меня никто не спрашивал. С Уокелином мы в лучшем случае ладили, но не об этом я мечтала. Я заплатила штраф королю, чтобы меня не выдали замуж снова, и слава богу. Вы сказали свое слово при выборе мужа, а мой сын – при выборе жены. Мне бы не хотелось, чтобы подобная сладость обернулась горечью. У вас есть так много, моя дорогая, больше, чем было у меня. Не дайте своему счастью просочиться сквозь пальцы.

Ида не могла больше сдерживать слезы. Юлиана была не из тех, кто легко проявляет свои чувства, однако подсела к Иде и обняла ее.

– Плачьте сколько хотите, – сказала она. – Без дождей пересохнет мир, а эта гроза назревала давно. Не сдерживайтесь.

Она подозвала женщину, которая подрезала свечи, и велела передать другим служанкам, чтобы расстелили кровать и принесли горячего молока с медом.

Ида покачала головой.

– Вероятно, вы считаете меня слабой и глупой, – надсевшим голосом произнесла она.

– Слабой – нет, а глупой – да, – чуть улыбнулась Юлиана. – Вам с моим сыном есть что защищать. Будет проще, если вы станете тянуть в одну сторону, а не на север и юг, но утро вечера мудренее. Оставьте шитье, оно может подождать до завтра. – Юлиана осторожно потянула за ткань, чтобы Ида выпустила ее, закрепила иглу, помогла невестке встать и отвела ее в спальню.

Ида испытала облегчение оттого, что ей указывали, что делать. Она всегда сама принимала решения, велела высушить постиранное белье, принести напитки, зажечь свечи, и обычно ей нравилось заботиться о других, но она отчаянно нуждалась в передышке. Когда она скользнула между надушенными лавандой простынями, ее глаза слипались, но это не помешало выпить горячий напиток, принесенный служанкой Юлианы. Сама Юлиана поставила туфли Иды рядом с кроватью и отстегнула полог, чтобы задернуть его.

– Спокойной ночи, дочка, – пожелала она.

Ида едва не расплакалась вновь, потому что в этом слове было столько любви и одобрения! И сколь важно рассказанное ею сегодня – пусть даже она опять замкнулась в себе и не наклонилась поцеловать невестку.

Усталая, но несказанно умиротворенная, Ида уснула.

* * *

Поздно ночью Ида повернулась, тихо ахнув от удовольствия, смешанного с беспокойством. Она вполне очнулась, чтобы осознать: ей приснился эротический сон, а подобное грешно и опасно. Мягкие губы коснулись ее плеча, пробежали по ключице и пощекотали шею. Матрас прогнулся под дополнительным весом, сильные руки обняли ее и прижали к твердой, теплой мужской груди. Ида подняла руку и коснулась кожи, волос, мягкой щетины. Вдохнула знакомый запах и расслабилась, ее руки и ноги обмякли. Она открыла глаза. В комнате было темно, но Ида знала, что не спит, и призрак по-прежнему был рядом, сильный и несомненно мужского пола.

– Роджер?

– Тсс! – Одна рука приподняла Иду, другая принялась ласкать ее тело.

Роджер целовал ее веки, щеки, уголки губ и наконец сами губы, нежно и напористо. Ида застонала и прижалась к нему, почти тотчас возбудившись. Он вошел в нее одним рывком, и она обвила мужа ногами и выгнула спину, чтобы принять его как можно глубже. Его ритм был медленным и ровным, и он двигался нежно, словно низкий летний прилив, хотя был твердым как камень. Она чувствовала, как по его телу пробегает дрожь от усилий сдержаться, и хотела сказать, что не нужно, но отчасти ей хотелось, чтобы это медленное, ласковое наступление и отступление продолжалось вечно. Она покорялась ему, почти не двигаясь, но страсть все равно нарастала, и ее тело сжималось и напрягалось, и внезапно она, будто соломинка, захваченная набежавшей на берег волной, покатилась все дальше и дальше, пока не взмыла на гребень, а вслед набегали волны поменьше. Роджер выдохнул имя жены, и та ощутила, как он пульсирует внутри ее, иссякает и оседает, задыхаясь, подобно несостоявшемуся утопленнику, выброшенному на берег.

Ида погладила мужа по волосам и щеке, мгновение наслаждаясь его весом, прежде чем он приподнялся и вышел из нее. Его дыхание успокоилось, и он ласково поцеловал ее в плечо. Чернильная темнота за пологом кровати напоминала пещеру.

– Мы прибыли очень поздно, – пробормотал Роджер. – Давно я не скакал при лунном свете. Мать сказала, что вы спите и вас лучше не беспокоить, но, боюсь, я не прислушался к ее совету.

– И я рада, – стыдливо откликнулась Ида, – хотя в остальном весьма благодарна ей за проявленную мудрость. Что вы здесь делаете?

– Забираю вас и детей в Винчестер.

– Я думала, вы до сих пор с королем.

Роджер замолчал ненадолго, и атмосфера изменилась.

– Я попросил разрешения оставить двор, чтобы съездить за вами, – невыразительно произнес он.

Встревожившись, Ида нащупала на прикроватном сундуке кремень и трут, отыскала светильник и высекла огонь. Ей нужно было увидеть лицо мужа, потому что случилось что-то плохое.

Когда светильник озарил комнату зернистым светом, Ида взглянула на Роджера. Его горло было натерто, наверное кольчугой, а на плече темнел синяк, но в остальном кожа была чистой. Под глазами, однако, залегли тени, порожденные не только естественной усталостью.