Ради общего блага (СИ)

Я даже не знаю, что он думает о наших отношениях – если это можно назвать отношениями – и почему так легко пошел со мной тогда, в Коттеджах… и я не спрашиваю. Просто так получается. Может, для таких, как мы, тоже иногда что-то значит первая ночь. А мы были друг у друга первыми, вместе прошли через миг неловкости, когда знания о теории не слишком выручают.

Или, может, я так пытаюсь заставить себя забыть Томми, дать новый шанс ему и Рут? С Томми для меня всё вокруг было будто наполнено светом. Во взгляде Заганоса я вижу только всепоглощающую темноту.

========== Глава 12. Заганос З. ==========

Я найду выход даже на дне ада, хотя я и так уже в аду, в самом его пекле… Но я не боюсь сгореть…

(с) «Великолепный век», монолог Ибрагима

Специалист, приехавший к доктору Ференсу по поводу дел, касающихся новых программ и внутренней сети, вызывал у меня подозрение. Я ждал приезда человека, работающего в такой области, надеясь «совершенно случайно» получить полезную информацию. О чем-то будто невзначай расспросить, что-то подслушать, может даже рискнуть и тайком скопировать себе файлы или украсть носитель. Уже не один год я живу в поиске этой возможности – найти сведения, выставляющие в невыгодном свете работников сферы трансплантации или сотрудников Центрального управления по делам доноров. Собираю факты и слухи по крупинке, чтобы однажды выделить снежинку, способную стронуть с места лавину.

Если незаметно, оставаясь в тени, сделать известными обществу что-то, что всех всколыхнет… обыватели очень не любят неприятные истины, нарушающие их душевный покой. Люди предпочитают, как выражалась когда-то мисс Люси, знать и в то же время не знать. Позволить себе, как страусы, спрятать голову в песок и сделать вид, будто их ничего не касается. Отними у них иллюзию благополучия – и прежние кумиры и столпы общества окажутся повержены в прах.

Распространить компромат через третьих лиц, даже не осознающих своей роли, подставить хотя бы одного-двух влиятельных людей… а за ними рано или поздно потянется вся система, как карточный домик.

Жестоко? Конечно. Но разве с нами поступают не жестоко? Нам дают возможность узнать лучшее в жизни – красоту искусства и способность творить самим – а потом нас просто медленно убивают.

Я ждал, выжидал, искал возможности, надеялся. Но в какой-то миг с ужасом понял, что оказался близко к провалу. Мистер Райтхен слишком пристально наблюдал за мной. Что я сделал не так? Я говорил с ним только о работе, и не забывал о маске «типичного выпускника Хейлшема», как я это называю. Вечное притворство: «да, я воспитанник элитного интерната, я хорош, но далеко не так, как настоящие люди и хозяева жизни». Но этот человек следил за мной, заглядывал в блок, где находятся палаты доноров, будто бы случайно… проклятие, да он просто-напросто шатался за мной по всей клинике!

А может, ему просто взбрело в голову ко мне подкатить? Думал я и о таком варианте. Было бы уже легче. Пусть Райтхен не мой типаж, если уж говорить о парнях, но тип оригинальный. Редко можно увидеть такой ярко-рыжий оттенок волос. Выглядит он намного моложе своих лет – доктор Ференс говорит, мистеру Райтхену уже около тридцати и он довольно важная птица, при этом фигура очень даже ничего, да и по лицу больше двадцати дашь с трудом. Интересно, «прошивался» он или просто повезло выглядеть так молодо? Я заметил за годы практики, женщины чаще ложатся на операции просто так, чтобы поддерживать юный вид, потому и девушек-доноров больше. Мужчины же идут на «прошивку», только когда проблемы со здоровьем начинают невыносимо досаждать. Иногда врачам приходится производить несколько пересадок органов сразу или одну за другой в короткий срок. Оттого доноры мужского пола завершают раньше, а если и выдерживают больше двух выемок, для этого приходится немало потрудиться.

Вот еще одна причина, почему я редко завожу романы с парнями, хоть меня и тянет к своему полу. С тех пор, как я стал помощником, я ни с кем не связываюсь надолго… просто знаю, как это опасно.

Один раз я слишком больно обжегся.

Салуджа К. из Гленморан-Хауза. Я был его помощником… и любовником… в донорском центре в Кенте. Еще несколько лет после того, как он завершил – на шестой – я в редкие свободные минуты рисовал его портреты и уничтожал листы. Я воспроизводил на бумаге знакомые черты: светлые вьющиеся волосы, лицо с тонкими чертами – такие лица часто рисовали художники старины – огромные карие глаза с длинными ресницами… взгляд доверчивого олененка. Чувственные губы, пикантная родинка на щеке.

Говорят, что внешность бывает обманчива. Но не в этом случае. Он был слишком мил и нежен для этого мира. Мне кажется, даже если бы он был человеком снаружи, вряд ли бы он прожил до старости. Такие уходят быстро. Умирают от несчастной любви, угасают от депрессии и неприятия обществом, пытаются добиться успеха в творчестве, но слава приходит к ним только после смерти. Такие бороться не умеют.