На мою беду, я позволил себе влюбиться в этот ласковый взгляд, мягкий голос и поэтический талант. Помощник и донор – нет повести печальнее на свете! Когда он завершил, я даже подумывал о самоубийстве. В самом деле, у меня ведь есть доступ до препаратов строгого учета, я разбираюсь в лекарствах и в том, что считают «неофициальной медициной», если бы я решился, я мог бы не просто уйти быстро, чтобы не могли откачать, а даже отравить свой организм так, чтобы мои органы не годились для выемки. Несколько месяцев я носил эту идею в себе. Но это было бы слишком просто. Это ничего не изменило бы.
Как бы там ни было, речь сейчас не о том.
Итак, мистер Райтхен следил за мной, я же притворялся самым обычным помощником, одним из многих, пока он не попросил меня подвезти его до гостиницы.
Когда подвозишь человека, особенно малознакомого, многие начинают болтать, неважно о чем, лишь бы убить время. За такую попытку я и принял вопросы Райтхена – чересчур личные как для постороннего, но когда они, люди снаружи, думают о том, как мы воспримем их слова?
И тут он сказал: «Я думал о том, чтобы заменить Уэсли вами. У вас есть нужные качества».
В первый миг я сжал руль авто так сильно, что думал, могу и сломать. Происходящее напоминало какой-то плохо снятый шпионский фильм. Мы сидим в машине, которую я остановил в безлюдном месте, и обсуждаем, можно ли оригинал заменить клоном. Кино, да и только!
А самое страшное, что я тут же задумался о том, насколько выполнима эта идея. Райтхен говорил, есть альтернатива институту, и есть врачи, которые так сильно хотят реализовать ее и так сильно хотят убрать министра здравоохранения. Но хорошо, врач – это только один компонент механизма. А сколько еще людей работает с ним. Представьте себе, как сильно каждый должен быть предан общей цели.
И с какой стати мне верить человеку, которого я мало знаю? Только выбора у меня почти нет. Или риск, или карьера помощника, которая, независимо от моих знаний и умений, закончится выемками и смертью. Ну, может, закончится позже, чем у менее одаренных помощников, но тем не менее.
Если я заменю Уэсли, я смогу спасти других доноров! Это ведь самый короткий путь, короче, чем разрушать систему играми с информацией. Да, после подмены придется еще освоиться, выждать, за это время многие доноры могут завершить. И все же, у гораздо большего количества останется шанс. Останется шанс у детей, которые еще растут в интернатах.
От мысли о том, что я согласен – согласен ведь, хоть и пытаюсь возразить и прощупать почву, прежде чем сказать «да» - меня внезапно бросило в жар, как будто я, войдя в помещение после прогулки по зимнему лесу, глотнул кипятка. Мне даже почти стало дурно, и я прижал ладонь ко рту.
И, несмотря на все остававшиеся сомнения, я согласился. Теперь пути обратно не было.
*
Незадолго до отъезда Райтхен сбросил мне программу, защищающую мои гаджеты от взлома и шифрующую данные, но предупредил: лучше не полагаться на нее всецело и удалять переписку из почты-фейка. Я не говорил ему, что еще в Хейлшеме придумал, а с годами и совершенствовал шифр для личных записей, замаскированный под рисунки. На эту идею меня навели книги о мусульманском Востоке. То, что я боюсь забыть, я надежно зашифрую… до тех пор, пока придется обходиться без подсказок и ступить на тончайший лёд.
Сколько времени у меня есть? Может, года три. Может, меньше. Может, больше.
Я продолжал работать, но еще живее и четче ощущал нависающий надо мной невидимый дамоклов меч. Или, скорее, в действие пришел часовой механизм. Впрочем, разве я не живу в аду от рождения? Красивом, но всё же в аду.
*
Когда ездишь по одним и тем же маршрутам и видишься с одними и теми же помощниками и донорами, невольно привыкаешь. У меня оставались два донора в Лондоне, но их следующие выемки планировались примерно через год, если не больше, и мне достаточно было наведываться раз в неделю, да еще в те дни, на которые будет назначено взятие крови для переливания. Но пока таких дней в графике на ближайшие месяцы не планировалось. И я застрял в Кингсвуде, в слишком рискованной близости с Кэт.
Она моя первая девушка. Она до сих пор любит Томми Д. – то, как она избегает разговоров о нем, самое главное доказательство. Что-то в этом есть: спокойно говорить со всеми о других общих знакомых, и не спрашивать только о единственном из всех одноклассников по Хейлшему.
Конечно, мы не любим друг друга. Просто проводим время вместе. Для таких, как мы, секс – способ забыться. Возможность ненадолго перестать думать о том, что нас ждет. Чтобы мир на время сузился до темноты в спальне, влаги и тепла тела, сплетающегося с твоим и ощущения тяжести и приятных судорог.
В тот вечер в Коттеджах я пошел к Кэти всего лишь потому, что она не любительница поболтать, и я рассчитывал, что она не высмеет меня ни наедине, ни при всех, если в первый раз я не смогу. Теперь же… я почему-то был ей нужен, и смотрел на это спокойно. Она не влюбится в меня, и если я погибну, это не станет для нее такой потерей, как если бы умер Томми.