…ты можешь обмануть всех — даже себя самого, но истина всегда сильнее любой лжи; поднимутся ветра, будут лить дожди, и срываться бури, и в конце концов волны разобьют тебя о скалы… Вот ты тут — у своей Истины. Ты ведь до сих пор сгораешь от пламени этой любви, и хоть ты погрузился в это море обмана, что толку?! Это пламя не угасло — его ничто не погасит…
(с) Великолепный век, монолог Ибрагима
- Почему ты всё время говоришь о желании жить? В нашем положении это просто бессмысленно…- шепотом сказал Махмуд, касаясь моего плеча кончиками пальцев.
После недавнего донорства крови он еще не очень хорошо чувствовал себя, несмотря на все мои усилия, и по вечерам вместо прогулок или посиделок с другими помощниками и донорами мы просто лежали рядом на кровати и читали или разговаривали.
- А творчество тогда тоже бессмысленно? – спросил я. – Ты же почти дописываешь свое эссе… надо сказать, за короткий срок.
- Это другое! – возразил он со своим обычным пылом. – Я дал слово мисс Эмили. Ты же отошлешь ей мое сочинение, когда я приведу в порядок выводы и соберу всё в целое?
- Обязательно.
Ладно, сделаю я это, сделаю, хотя, должно быть, опекуны очень удивятся. Судя по тому, что я слышал от выпускников Хейлшема, почти никто не доводил начатое до конца и уж тем более не отсылал в школу.
- Пообещай. Мы должны это сделать, - упрямо сказал Махмуд.
- Могу поклясться, - я ухмыльнулся. – Разве я тебя обманывал?
Ну да. Недоговаривал, уходил от ответа, отвлекал, скрывал, умалчивал, язвил, но врать – никогда!
- Просто ты ведешь себя не так, как другие помощники. Ты подражаешь «людям снаружи» и все говорят, что у тебя хорошо выходит.
Опять!.. Я вздохнул.
- Я хочу, чтобы у меня было что вспомнить, когда придет мое время. Понимаешь, Махмуд, я проработал девять лет, меня в любой момент могут перевести в категорию доноров. Конечно, если не получу отсрочку.
Это был нечестный прием – рассказывать слух, в ошибочности которого уже убедились и я, и Кэт, и всевышнему только ведомо, сколько еще из наших. Нечестным приемом было и то, что я еще задолго до знакомства с Махмудом на всякий случай попросил Кэт никому ничего не рассказывать о ее с Томми поездке к Мадам – просто так, чтобы никто не догадался, что мы знаем больше остальных. Но мне нужно, чтобы этот наивный птенец случайно не выдал меня… мне нужно, чтобы он жил и хотел жить! Райтхен обещал помочь. А я сделаю всё, что в моих силах. Сдохну, но дам Махмуду шанс выжить в мире «снаружи»…
- Отсрочка? – парень встрепенулся. – А как это?
- Ну, если двое по-настоящему любят друг друга, им могут разрешить пару лет пожить вдвоем. Ни работы помощником, ни донорством. Но это нужно заслужить, не всё так просто. Вот ты знаешь Кэти Ш., так? У нее с ее парнем настоящая любовь…
Махмуд сильнее прижался ко мне.
- А у нас с тобой всё по-настоящему или так просто?
- Для этого нужно посмотреть на наши работы, которые остались в Галерее, и нынешние… - я снова вернулся к старым слухам. – Не мы это решаем.
- Но ведь это мы что-то чувствуем! – воскликнул он. – Кому знать, что у нас на душе, как не нам?.. хотя я не знаю, насколько рисование раскрывает душу… я смотрел твои хейлшемские альбомы, но так и не могу понять, в чем проявляется настоящий твой характер, в этих рисунках или в том, как ты держишься с людьми.
Так, мой птенчик начал размышлять и сомневаться. Но что-то опять он касается того сокровенного, что я пока не могу открыть. И, пока он не сказал еще ничего такого, я закрыл ему рот поцелуем.
…Ласки, прикосновения и поцелуи – вот всё, что доступно тем из нас, кому не повезло появиться на свет «универсалами». Когда наставники говорили с нами о сексе между мужчинами, то говорили, что это приемлют далеко не все обычные люди, и что мы, если чувствуем в себе такие наклонности, должны избегать проникновения, ведь это вредит здоровью.
Наши тела нам не принадлежат.
Я никогда не мог забыть этого. Но почему-то именно теперь, с нынешним любовником, во мне зрела ярость, готовая вырваться и сокрушить всё вокруг. Почему кто-то вправе решать за нас, что нам делать?!
Да, мне и так хорошо с Махмудом. «Хорошо» - еще слабо сказано, мне крышу сносит от того, что мы целуемся и ласкаем друг друга руками… мне нравится закрываться с ним в душевой, помогать ему сполоснуться, дразнить прикосновениями, а потом опуститься перед ним на колени и ласкать его ртом, и слышать этот смущенный шепот: «не надо… не надо… мне стыдно…». Меня ни к кому так не тянуло, я даже боюсь этого бешеного притяжения… как будто в эти минуты я – не совсем я.
Но я не могу не думать, что, будь мы обычными парнями, мы бы принадлежали друг другу по-настоящему.
Чтобы никто не мог распоряжаться нашими телами. Чтобы он был только мой, а я – только его.
Мне страшно подумать, что эти надежды исчезнут вместе с нами.
*