— Он рассказывал мне о вас, — сказала Шерри. — Я все знаю о вашей дочери. Я просто хотела сказать вам, как я вам сочувствую. Это, должно быть, очень тяжелое для вас время.
— Да, так и есть, спасибо, — сказала тогда Жаннин.
— Лукас, кажется, очень любит вашу дочь и вас, — продолжала Шерри. — Он умный малый, но он слишком много рисковал своим здоровьем последнее время. Я не уверена, что точно знаю, что с ним происходит.
— Он помогал мне, — сказала Жаннин.
— Да. И у меня такое впечатление, что вы понятия не имели о его болезни.
Жаннин покачала головой:
— Я действительно не знала.
— Ну, сейчас, когда
— Я знаю, — сказала Жаннин.
Она вспомнила, как была разочарована в Лукасе из-за того, что он остался в Вене той ночью, когда она хотела, чтобы он был с ней в Западной Виргинии. Сколько бы еще ночей он игнорировал ее желания и приезжал в больницу для диализа?
— Хотела бы я, чтобы он сказал мне раньше, что с ним происходит, — сказала она.
— Он держит все в себе, это уж точно, — поддержала ее Шерри. — Мы были знакомы уже много месяцев, когда он рассказал мне о своей дочери.
— Вы хотите сказать,
— Нет-нет, — возразила Шерри. — Я хочу сказать, о
— Я… — Жаннин пыталась мыслить ясно. — Может, вы его перепутали с кем-то другим? — спросила она. — У него есть племянница такого же возраста, как Софи, но она по-прежнему живет… по крайней мере, насколько я знаю.
Шерри, казалось, была удивлена, потом она сморщила нос.
— Вы хотите сказать, что не знаете о его дочке? — спросила она.
— Он сказал мне, что у него не было детей.
Шерри выдохнула:
— Упс… Мне кажется, я только что допустила оплошность.
— О чем вы говорите? — насторожилась Жаннин.
— Ну, это, конечно, не мне нужно бы вам рассказывать, — сказала Шерри, — и я никогда бы ничего не сказала, если бы я думала, что вы…
— Я не могу больше выносить эти секреты.
Шерри посмотрела в сторону комнаты, где делают диализ, затем опять повернулась к Жаннин.
— В общем, у него была дочь с этой же болезнью, — сказала она. — Она обычно наследственная, ну, вы и сами это знаете, поскольку ваша дочь тоже была больна.
— Не была больна, а
Она не была готова говорить о Софи в прошедшем времени.
— И она в большей степени затрагивает мальчиков, — продолжала Шерри, — но есть различные ее разновидности, как вы, вероятно, знаете. Итак, в любом случае, его дочь была больна ею и умерла, когда ей было десять лет.
Жаннин недоверчиво покачала головой.
— Это просто невозможно, — сказала она. — Он сказал бы мне.
— Он даже не сказал вам, что сам болен, — сказала Шерри мягко. — По какой-то причине он не хотел, чтобы вы знали обо всем этом. Мне, вероятно, не следовало все это вам говорить.
Жаннин посмотрела на дверь, ведущую в отделение диализа. Ее тянуло войти туда и посмотреть ему в глаза, заставить его объяснить, почему он так много от нее скрывал, но она знала, что сейчас не время давить на него.
— Я рада, что вы рассказали мне, — сказала она.
— Может, поэтому он подвергал опасности свое собственное здоровье, чтобы помочь вам найти вашу малышку, — предположила Шерри. — Ну, вы знаете, это в некотором роде способ возмещения собственной потери.
После неожиданного разговора с Шерри она поехала домой, ошеломленная и растерянная. Она заехала в особняк, чтобы немного поговорить с родителями, и рассказала им о болезни Лукаса и о том, что все те разы, когда он раньше уходил с работы, он ездил в больницу, чтобы сделать диализ. Она тут же поняла, что ей не следовало им говорить. Они не сочувствовали ему. Он должен был быть честным с ними, сказали они. Ему не следовало браться за работу, которая была слишком истощающей для его здоровья. Затем они сменили тему и заговорили о Софи.
— Мы хотим начать планировать мемориальную службу по ней, — сказал Фрэнк.
— Мы подумали, там должны быть шарики, — добавила Донна. — Ну, ты понимаешь, всех цветов, которые любила Софи. Я обратила внимание, что это был хороший штрих на похоронах Холли Крафт, тем более там были дети…
— Мемориальную службу не планируют по тому, кто еще может быть жив, — выпалила Жаннин.
Она выскочила из дома, с шумом захлопнув за собой дверь. Все, даже Лукас, были готовы и желали похоронить Софи.
В коттедже она начала просматривать видеозаписи. Ей нужно было увидеть Софи живой.
Следующая кассета была записана в одну из госпитализаций Софи, когда ей было пять лет. Она пыталась научиться у клоуна ирландской жиге, и ее больничное одеяние свободно висело вокруг ее маленького тельца, когда она неуклюже прыгала с ноги на ногу; при виде этой картинки Жаннин задумчиво улыбнулась.