Ради жизни на земле (сборник)

Когда выбрались на противоположный берег Десны, на том месте, где полчаса назад собирали хворост, уже лязгали гусеницами танки. Но теперь это уже не имело значения.

Шла война.

У небольшой укрытой садами деревеньки Волоконовки, что в Курской области, уже несколько дней не стихали бои. Эвакуацией раненых, подлежащих отправке в тыл, распоряжался молодой долговязый военврач, порывистый, громкоголосый.

— Противошоковый укол старшине.

— Эту группу куда, товарищ военврач?

— Сейчас.

— Я сам дойду до машины.

— Погодите. — Не нравится Чекурову вид капитана, который собирается дойти до машины без посторонней помощи и уверяет, что его лишь слегка царапнуло.

— Пустяк же!

— Погодите! — Беглый осмотр и команда: — На стол капитана. Готовить к операции.

— Кто будет оперировать?

— Я.

А чуть позже операционная сестра сообщила подругам:

— Вот так пустяк! Сквозное черепное ранение.

— А теперь как?

— Будет жить.

Бьют за Волоконовкой орудия. Встает дыбом земля. Стекаются в село, где расположился медсанбат, раненые.

Над операционным столом склонился военврач Чекуров. Он протягивает руку:

— Зажим… Пинцет. Зажим.

На лбу врача широкий кровоподтек. Это четыре дня тому назад его хлестнуло тросом. И его и военфельдшера Шаргуленко.

— Фельдшер тоже у стола.

— Зажим, Шаргуленко.

— Есть зажим.

— Жгут. Быстро.

— Вот.

У Шаргуленко кровоподтек и на лбу, и через всю щеку к подбородку. Ему досталось сильнее.

Четыре дня тому назад недалеко от села Шеповатое под Харьковом они вытаскивали из лога раненых. Наступила ночь. Гитлеровцы подошли ближе. Лог уже простреливался, и, когда взлетали ракеты, приходилось лежать не двигаясь. К утру всех из лога перенесли в более укромное местечко. И тут узнали, что фашисты обошли Шеповатое с двух сторон, отжали к лесу оборонявшие этот участок войска.

Так получилось, что про крохотную колхозную ферму в спешке временного отступления забыли. Вот-вот сюда ворвутся вражеские танки. Впереди образовался «ничейный» кусок ржаного поля. Он полого разбегается в стороны. На краю его горбатится небольшой мосток с поваленной набок машиной. Сечет крупный дождь, колотит по раскисшим опустевшим дорогам на «ничейной» земле, по всему полю за фермой.

Раненые лежат на соломе в колхозном амбаре, покрытом оцинкованным железом. Невдалеке от него штабель конных саней. Кто-то уложил их заботливо в ожидании зимы: сани отдельно, оглобли отдельно. Сечет дождь. И ни одной машины нигде. Да если бы и появились? Толку-то. Грязища такая, что ноги не вытянуть из нее. Лишь от большака доносится гул. Но до большака не меньше четырех километров. И неизвестно, чьи там гудят машины. Похоже, что неприятельские.

Раненые — их сорок человек — лежат в амбаре и вслушиваются в зловещую, ставшую такой непривычкой тишину, и со скрытой надеждой поглядывают на военврача. Они-то отчетливо представляют себе, что с ними будет, когда сюда ворвутся фашисты.

— Доктор, как же теперь?

— Спокойно. Без паники.

Он знает, что говорит пустые слова. Их сорок, и никто из сорока не сможет самостоятельно сделать шагу. А в его распоряжении две медицинские сестры, почти подростки, и Шаргуленко. И никакого транспорта. Надо что-то предпринимать. Эта зловещая тишина вот-вот кончится.

Так и есть. Вначале прокатилась тяжелая и низкая полоса гула: шли бомбардировщики, шли над самой землей и разворачивались где-то за большаком. Разорвался снаряд, другой. Сбивая с деревьев листья, ударила пулеметная очередь. Перед мостком взорвалась легкая ротная мина. И если бы не непролазная грязь, возможно, враги уже были бы на ферме. Кроша кирпич, ударил в фундамент стоявшего на отшибе сарайчика бронебойный снаряд. Сразу же заурчал мотор.

Военврач побледнел, однако заставил себя спокойно пройти мимо раненых. С приступки амбара он увидел, что по дороге, отбрасывая из-под гусениц шматки грязи, мчится наш тяжелый танк. Один танк на всем участке, который можно охватить глазом. Было нетрудно понять: его только что исправили, завели и теперь уводят из-под носа у неприятеля. Башня танка скошена, орудие глядит слегка вниз.

И еще сумел определить военврач, что танк минует ферму, пробежит в сотне метров от нее. Не раздумывая, он кинулся наперерез. Успел вовремя, встал на пути, раскинул руки.

— Стой! Стой!

Поднялась крышка люка, высунулся танкист, скомандовал:

— Садись на броню.

— У меня раненые. Там вон, на ферме.

— Сколько?

— Сорок. И все лежачие.

— Чем же мы сможем помочь, если лежачие? Вот-вот фашисты здесь будут. Ничем не поможем, — решительно заявил танкист.

Военврач не менее решительно шагнул к гусеницам, и было очевидно, что он не уступит, не отойдет. Не давить же его?

— Я что, должен врагу свою машину пожертвовать? Ну, уж нет, — попробовал танкист убедить врача.

— Там саней много, — вспомнил врач. — Если прицепить их?

— Э, была не была, — повеселел вдруг командир танка.

Все плотней ложатся вокруг фермы снаряды. Но десять саней уже прицеплены за танк. В них раненые.

— Всех поместили?

— Всех, товарищ военврач.