Читаем Ради жизни на земле полностью

Сергей Смирнов волчком крутился в задней кабине, не давая зайти «тощим» в хвост. Его пулемет стучит, как швейная машинка. Увидев сбитого «мессера», он во всю мочь кричит: «Командир! Один уже отшпрехался…» Второй МЕ-109 подстраивается к командиру снизу. Тактику эту мы раскусили давно: в таком положении воспрепятствовать нападению врага трудно по той причине, что воздушному стрелку невозможно вести огонь снизу. Над Горобинским нависла явная опасность. Не может прийти на помощь и Кирток. На него самого слепнями насели фашисты, клюют со всех сторон. Инстинктивно чувствую: «мессер» вот-вот ударит по самолету штурмана полка. Нажимаю на гашетки — боеприпасы нуль! Открываю фонарь, кричу стрелку в СПУ: «Прыгай!» — и на полных газах мчусь навстречу врагу под властью какой-то силы. Ставлю «ильюшин» на ребро и правой консолью рублю желтобрюхого стервятника. Перед глазами полетели какие-то комки желтого пламени, и наступил провал в сознании: очнулся, поняв, что падаю. Без парашюта. Нащупал вытяжную скобу, наотмашь ее дернул, вручая жизнь спасительной силе надежного шелка.

Приземлился в поле — жухлом, выжженном дотла солнцем и огнем, пропахшем горьким тротиловым дымом. Оглянулся, отстегнул лямки парашюта и, вжимаясь ящерицей в каждую впадину, пополз к ближайшей воронке. Метрах в трехстах виднелся скелет моей «семерки», охваченный пламенем. Окликнул стрелка, никто не отозвался.

«Нашли!» — кто-то загудел басом сзади. Я резко поднялся и сразу присел: в ноге почувствовал поющую боль. Ко мне подошли четверо наших пехотинцев, ободряюще бросили: «Сейчас, браток, поможем». В мгновение ока они располосовали дырявый парашют, как по команде накрутили на ноги портянки, по-ребячьи попрыгали.

— Вот теперь можно и до Берлина топать, — подмигнул мне бровастый сержант с нашивками за ранения.

Через минут двадцать я сидел в блиндаже командира стрелкового полка. По его рассказу, штурмовики соорудили неплохой натюрморт фашистским танкам. Командир угостил меня стопкой спирта, открыл банку американской тушенки. А вечером я уже был в своем полку.

…Стрелки на стратегических картах переменили свои направления: уже не немцы нз Орла и Белгорода наступали на Курск, а наоборот, наша армия безудержно гнала гитлеровцев к Орлу и Белгороду. Ничего не помогло врагу: ни «тигры» и «фердинанды», ни пропаганда, ни «победный сезон» — лето.

5 августа столица нашей Родины — Москва отсалютовала освободителям Белгорода и Орла двадцатью залпами из 120 орудий, засвидетельствовав этим крупнейшее поражение фашистских армий, последовавшее после Сталинградской битвы.

Приказ Верховного Главнокомандующего, залпы орудий, услышанные по радио, обращение ЦК Компартии Украины, Президиума Верховного Совета и Совета Министров республики со словами: «Выходи на решающий бой, народ Украины! В борьбе мы не одни. Плечом к плечу с нами идут русские, белорусы, грузины, армяне — сыны всех народов Советского Союза…» вдохнули в нас новые силы, зовя на новые боевые дела.

<p><strong>По кругам ада</strong></p>

Итак, путь на Харьков открыт. Наши поиска, нанося сокрушительные удары по противнику, преодолевали его яростное сопротивление. Гитлеровцы, откатываясь все дальше и дальше, ожесточенно оборонялись на промежуточных рубежах, предпринимали безуспешные попытки сдержать наступление частей Красной Армии. Мы нанесли ощутимые удары северо-западнее Харькова по опорным пунктам врага, расправились с железнодорожным узлом Люботин, где скопилось немалое количество техники и живой силы фашистов. Здесь впервые произошло «знакомство» с новыми истребителями — «Фокке-Вульф-190».

Суббота 14 августа. Ласковое солнце, перешагнув полуденную линию, клонилось к закату. К вечеру командование собрало лучших летчиков полка, способных произвести посадку в сумерках, и приказало тремя шестерками ИЛов нанести удар по танковой колонне, двигающейся по шоссе Валки — Харьков. В штурмовую группу попал и я. Вел ее сам командир полка майор Лавриненко под прикрытием двенадцати ЯКов, возглавляемых подполковником В. А. Меркушевым.

В правом пеленге идут «ильюшины». Время от времени я посматриваю по сторонам и вниз. Серая пелена лежит на освобожденной земле Харьковщины. Видны редкие засеянные участки, посевы не обработаны. Развалины, развалины, развалины. По проселочным дорогам бредут толпы людей. Маршрут знакомый. Однажды мглистым июльским рассветом мы с Виктором Кудрявцевым получили задание дойти до Харькова в сопровождении истребителей и, встретив штабные машины, любой ценой их уничтожить. По данным разведки, по шоссе могли ехать представители фашистской ставки, даже сам Гитлер. На удивление, дорога оказалась пустынной. Наш поиск позже станет притчей во языцех у полковых острословов. На каждом шагу они подначивали: «Ну, покажите нам мешок, в котором привезли Гитлера!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное