Меня не тронули. Меня просто не заметили. Он зашвырнул меня на козырек заплеванного подъезда, чудом не переломав ребер. Я распластался там, сливаясь с ландшафтом, и тихонько ревел, не мог не реветь... и одновременно с этим боялся издать хоть звук. Я всё видел... и все лица запомнил. Они вырезали ему почку. За долг, не погашенный вовремя. За дозу… в длинном бело-синем шприце, неизменно торчавшем из его локтя. Паршивая Николь. А теперь Ксавьер. Ну как это случилось сегодня? Это имя… насильно напомненное дважды.
Демон. Ди. Худое, изможденное лицо с горящими глазами цвета адского снега. Есть ли в аду снег? Пусть там будет фиолетовый снег. Но пусть не будет героина. Я завязал.
Я покончил с наркотой, но мои голубые глаза потемнели до больной, грозовой синевы с той ночи. Она была бесконечно злой и долгой.
Начал припоминать. Он смотрел на меня шальными и озверевшими глазами Нежити. В них пьяно билась моя приближающаяся смерть. Такая искристая, сапфирово-изумрудная, с кучей маленьких звездочек внутри. Он перевернул стол, сметая бокалы и бутылки. Кусочки сахара разлетелись по всем углам. Он наступил на один. Раздавил огромным каблуком. От хруста у меня свело солнечное сплетение.
^А потом мое желание исполнилось. Сердце погибло в неравной борьбе с отравленной кровью. Моя красная смерть пробудилась и вышла из застенка, потирая красивые, но запачканные руки.
«Я твой дар, благословенный и проклятый с рождения. Глас Бога в голове, сосуд его гнева и возмездия на Земле. Я смерть в багрянице, в венке из красных ягод… с глазами светлыми, с душой ночи. Теперь ты знаешь. Я пришла. Я все для тебя сделаю. Ты просил забвения. И ты его получишь, – она глубоко вдохнула мою печаль. – Ты не будешь помнить, – нежно шепнула смерть мне на ушко, выдергивая из виска тупую ноющую боль. – Ты не будешь скорбеть, – добавила она, усыпляя мою тоску и забирая память. – Я отнимаю любовь. Но с ней у меня ссора. Я не в силах удержать ее у себя навсегда. А когда она вернется, к тебе вернутся и остальные».
«Хотя бы до поры, храни ее у себя», – попросил я, в надежде, что мне никогда больше не придется любить. Смешная наивность. Бесконечная глупость…
Ксавьер… Ты их всех убил. Заодно воскресив. И снова убив. Мерзавец. Я не закрывал глаза и все равно видел, что за дрянь ходила тоннелями твоей крови. Мерзавец…
Но мне без тебя так голодно. Так было без него.
- Поднимись.
Но я не мог. Я полз по полу... нет, пол полз по мне. Я боялся открыть рот... мне казалось, из него посыплются разноцветные таблетки.
А потом была фантасмагория перевернувшейся комнаты. Он поднял меня за шкирку… и взвалил на плечо? наверное. Не знаю. Не помню. Принес на мою кровать из розового желе. Я забарахтался в нем... барахтался долго и отчаянно, не в состоянии лечь. Пока он не двинул мне кулаком в лицо.
А следующим кадром было уже утро. Утро и нависший над моей тихо умирающей головой Жерар. Он поприветствовал меня плохими новостями.
Завтра ко мне приезжает мать.
====== XIII. Your shameful morning ======
PART
1: VIS-`A-
VIS
- Она позвонила?
- Прислала телеграмму, мессир. Вы снова смертельно бледны. Вам что-нибудь принести?
Повар ушел за чашкой воды. А я осторожно добрался до зеркала, держась кончиками охладевших пальцев за мебель. Что же там Жерар увидел?
У меня лихорадочно блестят глаза. Пятно квадратного синяка безобразит щеку. А губы почему-то опухли. Начинаю что-то подозревать, но пока боюсь своих выводов. У меня белая кожа, это ведь норма... нет? Нет. Потому что ночью... ночью… нет, нытье не поможет. Он застал меня и все тут. Позорно. Странно, что ударил лишь раз. Мог забить до смерти. Нестерпимый стыд не в состоянии прожечь мои землисто-серые щеки. Будет ломка. Уже начинается, чувствую... но пусть меня утешит то, что кокс кончился весь. Лицемерие, пусть. Но нет яблока – нет искушения. Пока мозг не потрескался и не распался на куски. Я, кажется, понимаю. Проникаюсь... В наказание за презренное блядство с наркотиками Бог послал мне Ангела. И, в отличие от Бога, Энджи надо мной не сжалится и не простит.
Он застал меня.
^Я застал его. Черт.
Потолок новой спальни не манит так, как потолок у Кси. Совершенно белый, с изящной алебастровой лепниной. Но нет в нем пестрой шизоидной прелести. Я прокусил себе руку и смотрю на него сквозь кровоточащие пальцы. Мне не больно… я просто пытаюсь убедиться в том, что не брежу. Мне настолько трудно верить своим глазам... Неужели это он, мой маленький, белый и пушистый, ронял на пол зеркальце и рассыпал по нему порошок?
Красная смерть властвует над Темпоральным полем. Внутри себя я возвращаюсь назад и краешком сознания проникаю в комнату, где маленькие ручки программиста с оживленной, очень больной нервозностью орудуют трубочкой над кокаином. Он лежит под столом, изворачиваясь, зачерпывает и пригоршнями разбрасывает вокруг себя наркоту, разметавшиеся волосы поднимают облако белой пыли, которая потом все равно оседает обратно, а он чихает... раз, другой... и начинает смеяться. Как в приступе жуткой истерии.