Radical (СИ)

У нее роскошное тело... и утонченные манеры, даже в постели. Она так боится показаться смешной или слишком доступной в каком-нибудь положении, что закрывает мне глаза ладонями. И пытается что-то прошептать на ухо, но с губ срывается вздох... и она выгибается назад, увлекая меня за собой и насаживаясь снова...

Я донес ее до спальни уже расхристанную и обворожительно покрасневшую, со сбившейся прической, из которой вылетели шпильки. Корсет в нетерпении она разорвала сама, и это единственное, что она сделала быстро и решительно. Упала мне в руки, как нежная роза из сада фельдмаршала, полная зрелой чувственной красоты, а ее бутон... был переполнен для меня густым и липким соком. Мы встречались взглядами несколько раз, пока я стягивал с нее чулки и пояс, она помогала едва заметными касаниями рук, понимая, что я плохо знаком с этими деталями женского гардероба. Маленькие трусики дугой улетели на пол, на ней оставался браслет часов и тяжелые серьги. Я освободил ее уши от драгоценных камней, прикусил мочку одного, левого... припомнив, что Фрэнсис обожает это. Она ответила мне сдержанным стоном и приложила мои руки к своей набухшей разгоряченной плоти... треугольнику Венеры, от которого я, совсем не понимая, что делаю, спустился вглубь между ее стыдливо сжатых бедер. Мягкие округлые формы, вызывающие совсем не такие желания, как грубые и угловатые мужские... Я вздрогнул, осознав, что уже минут пять облизываю себе губы, и они засохли и обветрились так, что пошли легкими трещинами. Минерва спасла мне их своим влажным поцелуем, одновременно обвивая тяжелыми бедрами, которые наконец разошлись в стороны, отдав мне всё, что двадцать с лишним лет законно принадлежало лишь одному мужчине. А незаконно... я тоже наглый преступник, что, возможно, не останется безнаказанным, но, черт возьми-и-и-и... Брать чужую жену – почти так же умопомрачительно до пьяной темноты в глазах, как и отдаваться чужому мужу. И это – моя первая женщина...

Все время не покидало ощущение, что я причиняю боль, о которой она молчит, чтобы не обидеть меня. Или просто не желает останавливаться на полпути. Удовольствие получилось какое-то... странное. Двоякое. С одной стороны: ее возбуждающие поцелуи, трение больших грудей, достаточно высоких и упругих, и, собственно, секс. Борьба с собой в порыве вогнать поглубже и посильнее... в контрасте воспоминаний о том, как это делал со мной Фрэнсис. Но с другой... знать, что она, скорее всего, не кончит. И хочет меня, потому что меня выбрал Фрэнсис. Быть со мной, как был Фрэнсис. Может... вообще представляет себя сейчас с ним?!

Я задохнулся на пике, осознав, что слишком поздно опомнился... поздно догадался. Она приняла меня целиком, вместе с горячим потоком семени, прорвав тишину сладким довольным вздохом, а презерватив остался лежать на прикроватном столике, нетронутый.

Господи, ну зачем я согласился? Поддался ей... зачем, зачем?! Ну что изменилось бы, если бы отказался? Мне и так хуже некуда, зачем падать еще ниже...

- Ксавьер, ты не удовлетворен? – у нее такой коварный вид, будто мне сейчас предложат сигарету. Покурить после хорошо удавшегося обмана.

- Почему же, – своему тону я бы сейчас сам не поверил. – Удовлетворен.

- Тебя тревожит муж? Он вернется вечером.

- Да, я знаю. Леди...

- Просто Минерва! Смешно как-то поддерживать официоз в постели, – она порывисто обняла меня, легонько оцарапывая спину длинными ногтями, и быстро-быстро зашептала: – Не обижайся только на эти слова, ты все еще девственный, почти что и нетронутый, я не имею в виду, что неумелый, я ожидала намного меньше, чем получила. Ты тонко чувствуешь и в руках любящей женщины превратишься в Казанову. Я хочу сказать, что ты способен на большее, нежели быть развлечением для старого извращенца, и если ты хочешь сбежать отсюда, еще не поздно, я помогу тебе. Я... мне будет жаль, если на моих глазах Фрэнк использует тебя, а, насытившись, выбросит… или убьет. Если не ошибаюсь, мне самой жить осталось дней двадцать... но я не смогу умереть спокойно, зная, что ничего для тебя не сделала.

У меня нет слов. В голове очередная каша, растерянные мысли о том, что никто не поверит, что фельдмаршал влюбился... те, кто знают его очень давно, как чудовище. Конрад – извращенец? Забавно, а мне ведь нравится. И аппетит его неистовый, легкий оттенок кровожадности и садизма, что идет в унисон с желаниями Нежити... и неутомимость в паре с моей неутолимостью. И только отчаяние и тоска, что перемежаются с приступами «прожить день как последний, ведь Ангел может завтра не прийти», меня пугают. Не сойду ли я с ума от такой жизни?

- Минерва, завтра, – лихорадочно придумываю на ходу, – я попробую бежать. Надеюсь, твое содействие не понадобится, не хочу дополнительно подставлять тебя под удар. А еще... циста червя, который попал в тебя через суши, не смертельна, пока он не активизировался. Если ты поедешь в больницу и попробуешь сейчас от него избавиться...

Она качает головой и грустно улыбается мне. Упрямая... как ее уговорить?