Радин

утром варгас приходила, я послушала немного под дверью: милая доменика, так они у вас? да, у меня! так покажите! нет, не теперь! и так два часа, а перуанка даже не заметила, что я вместо чая заварила ей мышиного горошка с дягилем (на бабкин манер)

правду сказать, у индейца трава понаваристей, у бабки-то все простенькое было, что по обочинам растет, зато у нее два улья стояли, только не для меда, а для яда, эпилепсию лечить или там паралич

а про пчел я вот что знаю: когда ихняя матка проклевывается, она нарочно громко стрекочет, а другие отзываются, которые не вылупились еще, слабые, тогда она на звук идет и всем слабым головы отрывает – потому что пчела на царстве может быть только одна

вот эта варгас как раз такая

Доменика

Собираясь в Коимбру, я велела служанке положить в чемодан две пижамы – мою и твою. Она сердито взглянула из-под своей косынки, вечно съезжающей на лоб, но ничего не сказала. Иногда мне кажется, что она сторожит твои владения, даже теперь, когда владетелю все безразлично. Потом я велела Кристиану собираться, и он подчинился, как будто тоже понял, что время пришло.

Ты не поверишь, но меньше всего я думала о предстоящей ночи в гостиничном номере. В то утро я стояла на террасе, накинув теплый халат, смотрела на замерзшие розовые кусты у входа и думала, что зима на удивление холодная и что завтра утром у меня начнется новая жизнь. Еще я думала о том, что ты, наверное, стал корриларио, ведь ты не похоронен по христианскому обычаю, к тому же ты умер преждевременно, не успев закончить дело своей жизни. А может, ты воплотился в собаку и бродишь по поселку, весь усеянный репьями?

Кристиан казался хмурым, сел почему-то сзади, и в машине мы долго молчали, пока я не стала говорить о подарках, которые лежали в багажнике, я собиралась раздать детям коробки с бисквитами, заранее заказала целый ящик. И тут он посмотрел на меня с ненавистью. Я увидела это случайно, в зеркале заднего вида, он смотрел на меня лютыми синими глазами, как будто я дурно отозвалась о его матери.

– На хрена им ваши бисквиты, – сказал он, – вы, хренова Мария-Антуанетта! Я туда не поеду, меня тошнит от этого, понимаете?

– Простите, если я задела ваши чувства. – Я пыталась говорить ледяным голосом, но горло перехватило, и я закашлялась. – Не вижу ничего дурного в том, чтобы угостить альтернативно развитых детей печеньем. Они тоже любят сладкое, я полагаю.

– Дебилов угостить! – заорал он так громко, что я чуть не ударила по тормозам. – Дебилов выстроят в три ряда и заставят улыбаться красивой тете, а потом будут насиловать и лупить, их всегда насилуют и лупят, можно подумать, вам это неизвестно. А печенье сожрут воспитатели и уборщицы, весь ваш хваленый ящик!

Я снова взглянула в зеркало: он показался мне хмурым подростком, и я поняла, что схожу с ума, пытаясь говорить с ним как с равным.

– Да что с вами такое? – Я свернула на бензоколонку и припарковалась чуть поодаль. – Не хотите ехать, так оставайтесь.

Значит, ничего не получится, думала я, пытаясь дышать ровно: он так бесится, что стал говорить мне вы, он не пойдет со мной в номер, вся затея к чертям, эта проклятая книга выйдет в свет, я не смогу его остановить.

Вот он протянул руку, чтобы взять с переднего сиденья плащ. Вот он выбирается из машины, брови его сдвинуты, но на лице проступает торжество, которое ни с чем не спутаешь. Сейчас он достанет сумку из багажника и уйдет непобежденным. Я посмотрела на датчик топлива, поняла, что бензин мне не так уж и нужен, дождалась, когда Кристиан хлопнет дверцей, и мягко тронула машину с места.

Радин. Понедельник

До больницы Радин доехал на трамвае, в котором вынули стекла из окон, и его основательно продуло речным ветром. Он сошел возле моста и отправился пешком, так что в Шао Пао оказался только к пяти часам. Приходите завтра, сказала дежурная на первом этаже, но, увидев карточку детектива, пожала плечами и выдала голубой халат.

По дороге Радин купил два апельсина, не подумав, что фрукты, скорее всего, запрещены, но никто в отделении не спросил его о содержимом пакета. Добравшись до нужной палаты, он постучал, не дождался ответа и приоткрыл дверь. Гарай спал на высокой кровати под двумя одеялами, маленькая голова казалась белой, как снятое молоко. Радин положил апельсины на подоконник, сел на складной стул и потрогал спящего за плечо. Гарай пожевал губами и открыл глаза:

– Это вы, детектив? Все немца своего ищете?

– Он австриец. Надеюсь, вам уже лучше?

– Сядьте на край кровати, мне будет удобнее.

– Когда я приходил к вам на прошлой неделе, – Радин послушно пересел, – мы говорили о рисунках, которые вы хотели продать. Так вот, я хочу купить один, но с условием, что вы подождете с оплатой.

– Это шутка? – Гарай попытался привстать и поморщился от боли. – Меня пытались убить, а вы являетесь сюда, чтобы купить картинки?

– Вы уверены, что на вас покушались?

– Да, черт побери! Раз уж вы здесь, беритесь за это дело. Я мог бы найти местного сыщика, но выйду отсюда нескоро, так что сойдете и вы.