Радио молчание

– Когда мы работали над подкастом, я была собой, никем не притворялась. И… эта версия меня совсем не в восторге от перспективы корпеть над книжками еще три года лишь потому, что так делают остальные, а в школе мне много лет твердили, что это единственный путь. Эта версия меня не хочет всю жизнь протирать штаны в офисе ради денег. Эта версия меня хочет заниматься тем, что мне нравится.

Алед коротко рассмеялся.

– И чем же тебе нравится заниматься?

Я пожала плечами и улыбнулась.

– Если честно, я еще не знаю. Возможно, мне потребуется чуть больше времени, чтобы определиться и принять решение, о котором я не пожалею.

– В отличие от меня, – сказал Алед с улыбкой.

– Ну да, – кивнула я, и мы рассмеялись. – Я ведь могу делать что пожелаю. Даже пирсинг носа.

Мы снова прыснули со смеху.

– А как насчет рисования? – вдруг спросил Алед.

– М-м?

– Тебе же нравится рисовать. И у тебя здорово получается. Ты можешь поступить в художественный колледж.

Я задумалась над его словами. Серьезно задумалась. Мне ведь не в первый раз предлагали заняться искусством. И я не сомневалась, что мне понравится.

В тот момент художественный колледж показался блестящей идеей.

Остаток ночи я проспала. Только раз проснулась от того, что Алед с Дэниелом едва слышно перешептывались. Алед по-прежнему сидел на кровати, а Дэниел, насколько я поняла, лежал на полу. Я торопливо зажмурилась, пока никто не заметил, что я не сплю, и не подумал, что я подслушиваю.

– Постой, я что-то не понимаю, – сказал Дэниел. – Я думал, так называют тех, кто вообще не занимается сексом.

– Иногда так и есть, – ответил Алед. Голос его звучал чуть нервно. – Но асексуальность означает, что человек ни к кому не испытывает сексуального влечения.

– А. Тогда понял.

– И бывают люди частично асексуальные. В том смысле, что их в сексуальном плане привлекают только те, кого они очень хорошо знают. Те, с кем у них глубокая эмоциональная связь.

– Ага. И это ты.

– Да.

– А я тебя привлекаю, потому что ты хорошо меня знаешь.

– Да.

– И поэтому ты больше ни в кого не влюблялся.

– Ага. – Алед помолчал. – Некоторые используют термин «демисексуальность», но я считаю, без разницы, как это называть.

– Демисексуальность? – хохотнул Дэниел. – Я и слова-то такого не знаю.

– В общем, неважно, как это называется, – повторил Алед. – Я пытаюсь объяснить, что на самом деле мне нравится… чувствовать. Чувства для меня на первом месте.

– Все хорошо. Просто сложновато. – Послышалось шуршание: видимо, Дэниел устраивался поудобнее. – А где ты обо всем этом узнал?

– В интернете.

– Надо было мне рассказать.

– Я боялся, ты решишь, что это глупо…

– Кто я такой, чтобы осуждать чью-то сексуальность? Я же стопроцентный гей.

Они тихо рассмеялись. Потом Алед сказал:

– Мне просто нужно, чтобы ты понял, почему я не хочу совершать каминг-аут. Причина не в том, что ты мне не нравишься…

– Да-да, я понял.

– Раньше я боялся… Просто не знал, как объяснить это все, как сделать так, чтобы ты мне поверил. И постепенно начал тебя избегать… А ты решил, что не нравишься мне… И я испугался, что ты порвешь со мной, как только я открою рот. Прости, я ужасно с тобой обошелся.

– О да, ты вел себя как самый настоящий засранец. – Я по голосу догадалась, что Дэниел улыбается. Они с Аледом снова приглушенно рассмеялись. – Но все в порядке. Мне тоже жаль, что так получилось.

Алед опустил руку с кровати. Наверное, чтобы найти в темноте ладонь Дэниела.

– Значит, мы можем вернуться к тому, что было? – прошептал Алед. – И снова быть вместе?

Дэниел ответил не сразу.

– Да, можем, – наконец сказал он.

Утром мы с Аледом первым делом отправились в ближайший магазин, чтобы купить всем зубные щетки – Кэрис заявила, что не выйдет из комнаты, пока не почистит зубы. Алед в задумчивости остановился перед полкой с красками для волос, и я предложила покрасить его, когда мы вернемся.

Помыв голову, он сел на стул, а я вооружилась ножницами, которые мы прикупили на обратном пути.

– Фрэнсис… – Судя по голосу, Алед уже сомневался, что это была удачная идея. – Если ты плохо меня пострижешь, я сбегу в Уэльс и буду жить там, пока волосы не отрастут.

– Без паники! – Я воинственно щелкнула лезвиями. – Я кое-что понимаю в красоте. В конце концов, у меня пятерка за экзамен по искусству.

Рейн, сидевшая на кровати Аледа, прыснула со смеху.

– Что-то не припомню, чтобы ты сдавала экзамен по парикмахерскому мастерству.

Я развернулась и ткнула в нее ножницами.

– Только потому, что мне не предложили!

Я постригла Аледа всего на пару сантиметров – волосы так и остались ниже ушей, но к ним вернулся объем, – и даже попыталась сделать «лесенку», чтобы он перестал быть похож на средневекового сквайра. Вышло, на мой взгляд, неплохо, да и Алед сказал, что получилось куда лучше, чем в салонах, куда он обычно ходил.