Радио «Морок»

— «Рафли», «Мысленник», «Зелейник», «Сносудец»... Что за странная подборка? На церковные тексты не похоже. Какие-то старинные гадания, что ли. Неужели подобные тексты кто-то до революции мог официально издавать? Льва Толстого вон от церкви отлучили, а за такое вообще, наверное, сжечь могли...

— Так вот почему эти книжонки сослали из хозяйского дома! Странно, что вообще не уничтожили. А разве у нас жгли ведьм?

— Их везде жгли, — скупо проронила мама.

— И откуда эти книги взялись у дяденьки Митяя? Он не похож на колдуна, — сообщила Леся, которая, можно подумать, видела очень много колдунов.

— Давай я дальше почитаю! — предвкушая что-то очень забавное, попросила я.

Но мама почему-то не разделяла наше веселье:

— Нет уж. Пусть стоит, где стояло. Чертовщина какая-то. Не нравится мне это...

Но Леся, ухитрившись под шумок тоже пробраться к полке, уже азартно листала какую-то брошюру:

— Во, слушайте! — Немного запинаясь, она с выражением продекламировала: — «Болезней и смерти злой дух ночами бродит под окнами жилых изб. А под мышкою голову свою держит. И кличет его голова хозяев и домочадцев, зовет по именам. Кто на голос тот откликнется — умрет. Или вселится злой дух в свежий труп, а после сороковин выходит из могилы, дабы бродить по домам да высасывать кровь из ушей младенцев и взрослых. Выглядит точно как покойный человек, и перво-наперво приходит к его семье». — Леся перестала читать и с отвращением скривилась: — Фу, из ушей! Фу, кровь!

— Фу, к семье! — встряла я ехидно.

Леська скорчила мне рожу. Мама, все еще думая о чем-то своем, а потому не успев сама себя оборвать, сообщила:

— Человеческая кровь в больших количествах не переваривается. И у мертвецов тоже, скорее всего, с пищеварением так себе. Поэтому вампиров находили в могилах раздувшимися от крови, будто бурдюки.

— Зачем тогда они пили кровь? — заинтересовалась Леся.

— Невозможно человеку понять логику нечисти.

Мама, забрав у Леси книгу, случайно с шумом захлопнула ее. Схватилась за висок, так и не выпустив книжку из руки, и постояла, ожидая пока утихнет боль.

— Ты прикладываешь книжку от мигрени? — заботливо уточнила Леся.

Мама молча посмотрела на нее и аккуратно впихнула брошюру обратно на полку.

Стало совсем скучно. Вытащив свой скетчбук, я лениво перелистнула несколько рисунков (половина из которых мною же и была зачеркнута), посмотрела на девушку-вампиршу и вдруг вспомнила:

— Так что там за история про мертвых младенцев, мам?

Но мама слабо отмахнулась: мол, потом, потом. Она пыталась переписываться с папой, но сообщения отправлялись так долго, что, наверное, проще было бы, по словам мамы, посылать телеграммы из обычного почтового отделения.

Леся немедленно загорелась: как же, настоящая почта, телеграммы! Мы никогда не отправляли даже бумажных писем, а уж телеграмму и подавно.

— Когда мы пойдем на почту? Сегодня?

Но мама Лесин энтузиазм не оценила. Вместо этого попросила нас улыбнуться и щелкнула для папы.

Терпеть не могу фотографироваться! Но маме не откажешь. Поэтому мы с сестрой скорчили максимально дурацкие физиономии, чтобы папа за нас порадовался и, глядя на безумные лица своих детей, особо не скучал.

— Так когда мы пойдем на почту? — снова завела волынку Леся.

Я закатила глаза:

— Ты видела здесь почту?

— Я надеюсь, Лисенок, мы с папой встретимся раньше, чем потребуется слать ему телеграммы.

Леся разочарованно скривилась и устроилась рядом с радиоприемником. Решила еще раз попытать счастье и найти новую волну, хоть какую-нибудь.

Но в итоге вернулась туда же, откуда стартовала. На этот раз рассказ велся от лица девушки.

ИЗ РАДИОПРИЕМНИКА

...А ВОТ ПОМНЮ, КАК МЫ С МАРИШКОЙ, ПОДРУЖКОЙ МОЕЙ, С ДИСКОТЕКИ ШЛИ ЧЕРЕЗ КУКУРУЗНОЕ ПОЛЕ. МЫ С НЕЙ ТОГДА ВМЕСТЕ В ПТУ УЧИЛИСЬ В ГОРОДЕ, А К БАБУШКЕ МОЕЙ НА НЕДЕЛЬКУ ПРИЕХАЛИ, ЛЕТОМ. РОДИТЕЛИ ПРОСИЛИ ПОМОЧЬ, МНЕ ОДНОЙ ТОСКЛИВО БЫЛО ЕХАТЬ, ВОТ Я ПОДРУЖКУ И ПРИХВАТИЛА.

ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО В БАБУШКИНОЙ ДЕРЕВНЕ ИЗ МОЛОДЕЖИ ПОЧТИ НИКОГО, ЗАТО В СОСЕДНЕЙ — РЕБЯТА С ДЕВЧАТАМИ НАШЕГО ВОЗРАСТА, ДА К ТОМУ ЖЕ ДИСКОТЕКИ УСТРАИВАЮТ.

ТАК ВОТ ОТ ТОЙ ДЕРЕВНИ ДО НАШЕЙ — ВСЕ ПО ПРЯМОЙ ЧЕРЕЗ КУКУРУЗНОЕ ПОЛЕ ПО ПРОТОПТАННОЙ ДОРОЖКЕ, ДАЛЬШЕ ЧЕРЕЗ РОЩИЦУ И ПОТОМ ЧЕРЕЗ НЕБОЛЬШОЙ ЛУГ УЖЕ К ОКОЛИЦЕ И ВЫХОДИШЬ. БОЯТЬСЯ ОСОБО-ТО И НЕЧЕГО. ЛЕТНЯЯ ЛУННАЯ НОЧЬ, ЛУНА, КАК ФОНАРЬ, ПОЛНАЯ, ПОЧТИ ЧТО СВЕТЛО. ЗНАКОМЫЕ РЕБЯТА, МЕСТНЫЕ, ПРЕДЛАГАЛИ НАС ПРОВОДИТЬ, НО МЫ ОТКАЗАЛИСЬ. ОНИ ХОТЬ И НЕ СИЛЬНО ПЬЯНЫЕ, НО ПОД ХМЕЛЬКОМ, И ЗА НИХ ПОЧЕМУ-ТО МЫ ВОЛНОВАЛИСЬ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЗА СЕБЯ.

ДО КУКУРУЗНОГО ПОЛЯ МЫ БЫСТРО ДОШЛИ, ПЕСНИ ПЕЛИ, ХОХОТАЛИ, А КАК НА ДОРОЖКУ ВСТУПИЛИ, ТАК ПОЧЕМУ-ТО ПРИТИХЛИ. ВОКРУГ СТЕБЛИ ПЛОТНОЙ СТЕНОЙ, ВЫСОКИЕ, В ТЕМНОТЕ СЛИВАЮТСЯ МЕЖДУ СОБОЙ. ВЕТЕРОК ЛИСТЬЯ КОЛЫШЕТ, А ОНИ У КУКУРУЗЫ ЖЕСТКИЕ: Ш-ШУ-У, Ш-ШУ-У. НЕПРИЯТНЫЙ ТАКОЙ ЗВУК, ОСОБЕННО В ТЕМНОТЕ.

ИДЕМ, ИДЕМ, ВРОДЕ УЖЕ ВЫЙТИ ДОЛЖНЫ К РОЩИЦЕ. И ВДРУГ ВПЕРЕДИ СИЛУЭТ ПОЯВЛЯЕТСЯ ТЕМНЫЙ, МУЖСКОЙ. КАКОЙ-ТО ЧЕЛОВЕК В ВАТНИКЕ, И НА ГОЛОВЕ БУДТО УШАНКА НЕПОДВЯЗАННАЯ. ВСТАЛ ПРЯМО ПОСРЕДИ ДОРОЖКИ И СЛОВНО НАС ПОДЖИДАЕТ. МЫ ШАГИ ЗАМЕДЛИЛИ, А КУДА БЕЖАТЬ-ТО? КРУГОМ КУКУРУЗА. ОБРАТНО ДАЛЕКО, А НА ВЫХОДЕ К РОЩИЦЕ ЭТОТ СТОИТ.