Радио "Москвина"

Зедон сказал «голкипер», потому что вратарем защитника ворот стали называть позже. После того как Лев Кассиль написал феерически популярный роман «Вратарь республики». Это история о подвигах волгаря-арбузника, легендарного футболиста Антона Кандидова, непобедимого, непробиваемого чудо-вратаря. Будто роман был ответом на письмо школьника Льву Кассилю: «Дорогой Лев Кассиль, пожалуйста, напишите такую книгу, на каждой странице которой что-нибудь бы случалось!»

Другой парень — Коля Коврижкин — переписал от руки целый роман и послал Кассилю как знак своей сумасшедшей любви, преданности и поклонения.

Свист голубятников, дрынчание воздушных змеев, гомон пристаней, великолепный бас профундо большого парохода, скрежет мотора глиссеров, уханье паровозных труб, восторженный рев зрителей на трибунах стадиона… Лев Кассиль знал это все, и не понаслышке. Как болельщик и спортивный журналист, он объездил весь мир.

«Мо-лод-цы!» — кричат болельщики на стадионах спортсменам и даже не подозревают, что этот зажигательный клич изобрел Лев Кассиль. Дело происходило на зимних Олимпийских играх в Италии. Разыгрывались титулы мировых и олимпийских чемпионов по хоккею с шайбой. Советская команда встречалась с американской. Шла «сухая ничья». И вдруг наш Хлыстов распечатывает ворота противника. До этого советские болельщики кричали своим «Давай!» А тут Лев Кассиль говорит:

— Что бы нам крикнуть такое позвучнее хором? Хо-ро-шо!.. Нет, слабо. Впе-ред!.. Не звучит. Мо-лод-цы! А? Мо-лод-цы! Попробуем?

И вот, из ложи прессы маленький но дружный хор во главе с Кассилем начал скандировать: «Мо-лод-цы!!!».

Не берусь утверждать наверняка, но секретарь детско-юношеской секции Союза писателей, хорошо знавшая Кассиля, рассказывала, что Лев Абрамыч умер от огорчения, когда Марадона забил нашим гол. Не знаю, правда это или миф. Лев Кассиль, он же Лев Швамбранович, он же Арделяр Кейс-Каршандарский, — человек мифологический.

Даже один астроном, открыв малую планету, не удержался и назвал ее Швамбранией. Что же говорить о коренных жителях Покровска (ныне Энгельса), небольшого городка — на другой стороне Волги — от Саратова, силой воображения Кассиля превращенного в Швамбранию? О, там есть особые знатоки достопримечательностей материка Большого Зуба, готовые провести желающих по самым укромным его закоулкам.

Видимо, и для меня свидание с Кассилем, как для четырехлетнего Андроникова — в Петербурге — с Блоком, не прошло бесследно. Теперь мне, наверное, столько же лет, сколько было Льву Абрамовичу, шагнувшему из окна издательства «Советский писатель» на мою крышу. Я тоже знаменитый детский писатель. Меня торжественно приглашают в Энгельс на открытие памятника Кассилю. Я почетный гость. Меня встречают на вокзале с машиной, везут в музей, где готовится мое выступление.

В стеклянной витрине выставлены мои книги, рисунки детей по мотивам моих сказок и рассказов. А посередине — торжественный портрет какой-то блондинки спортивного вида в топике, лет двадцати пяти, довольно симпатичной — веселая, голубоглазая, улыбающаяся. Не я. Но есть что-то общее. И подпись: «Марина Москвина».

Конечно, вида не показываю, пускай буду я. Все-таки не такая знаменитая, как Лев Толстой, которого от мала до велика узнают на любом полустанке, а не только в Остапове.

Два часа выступала на фоне портрета, ни взрослые, ни дети ничего не заподозрили. Я подумала: надо мне эту фотографию у них попросить и поместить в своей новой книге на четвертую сторонку переплета.

О музее Кассиля рассказывала на «Эхе Москвы». О моем восхищении людьми, которые не позволили снести покосившийся, вросший в землю двухэтажный кирпичный дом отца Лели и Оси, известного в городе врача-гинеколога. Сохранили его кабинет, стол, старинные книги на столе, инструменты в медицинском шкафчике. Долго думали — поставить в кабинете гинекологическое кресло или не надо? Для достоверности надо бы. А с другой стороны, в музей приходят толпы детей. Что они подумают?

Так до сих пор и не решили, ставить кресло или не ставить. Просто ширму раздвинули, а за ширмой тайна.

Много было звонков от благодарных радиослушателей.

Все повсюду любят Кассиля, открывателя целых трех государств, которых не существует на карте мира: Швамбрании, Синегории и Джунгахоры, вспоминают о нем его же добрыми словами:

Он открывал детям страны,
Которых на свете нет,
Уча любить ту землю,
Что была ему дороже всего на свете.

Лишь один отчаянный поэт-лианозовец Генрих Сапгир однажды явился к нему в день рожденья на дачу, где как раз собрались коллеги чествовать всеобщего любимца — председателя секции детско-юношеской литературы (а то и члена секретариата СП!), и бросил, как перчатку, в приступе безумной дерзости:

— Лев Абрамович, вы говно!