Радио "Москвина"

Люся была виртуозом и асом добывания «звезд», она хватала их прямо с неба, могла подобрать заветный ключ к сердцу любого, самого что ни на есть именитого человека, навести мосты, найти точки соприкосновения, обаять. И обязательно — записывала ли она своих героев на радио или снимала о них документальные фильмы — приносила домой книги с их автографами.

«Людмиле Москвиной — настойчивой и милой», — написал ей Константин Георгиевич Паустовский на только что вышедшем первом томе своего первого собрания сочинений. Она приехала к нему зимой, в Тарусу, как снег на голову — со звукорежиссером и целой машиной аппаратуры. Константин Георгиевич упирался, всячески пытался отвертеться, но Люся его уговорила.

Мастер фотоальбомов, она собрала увесистый альбом «В лучах чужой славы». Он открывается крестинами, в двадцатых годах прошлого века это называлось «октябрины». Там с маленькой Люсей сфотографирован брат Ленина — врач Дмитрий Ильич Ульянов, друг деда Степана, Люсин крестный.

Дальше — знаменитая московская «школа Капцовых» в Малом Гнездниковском переулке, где учились и актриса Целиковская, и режиссер Андрей Гончаров, доктор искусствоведения Дмитрий Сарабьянов, педагог Леонид Исидорович Мильграм и многие другие замечательные люди.

Потом война, непродолжительная эвакуация в Казань, несколько месяцев Люся проучилась в Казанском университете. Ее спрашивали: «Ты из Москвы?» — «Да». — «А ты Лемешева знаешь?» — «Знаю», — Люся отвечала, и ей все завидовали.

Однажды они идут на лекции, вдруг видят — Лемешев. «Лемешев! — ей шепчут. — Лемешев!» Люся: «Да, это Лемешев!» А он шагает им навстречу. Что делать? Люся — на свой страх и риск: «Сергей Яковлевич! Здрасьте!» Лемешев очень удивился, но ответил: «…Здрасьте!» — «Вы из Москвы?» — «Да-а». — «Ну, как там в Москве?» — «М-м, ничего…» А сам идет, не останавливаясь. Она говорит: «Ну, хорошо, до свидания!» — «До свидания!» — он ей ответил.

Мы жили в Большом Гнездниковском переулке, в первой московской высотке, доме Нирнзее, построенном в 1913 году. Свой небывалый многоэтажный проект Эрнст-Рихард Нирнзее назвал «домом дешевых квартир» или «домом холостяков». Там внутри пересекались длинные светлые коридоры, по которым милое дело гонять на самокате, а по сторонам, как в гостинице, располагались «типовые жилые ячейки».

На пятерых у нас была несказанно светлая однокомнатная квартира с огромным окном, глядящим на Тверской бульвар, — предназначенная для одинокого служащего. Поэтому ничем не огороженный санузел стоял прямо посреди крошечной кухни. Бабушка жарила гренки, обваливая хлеб в яйце. А ты сидел на унитазе и уплетал жареный хлебушек прямо с пылу с жару!

Со временем бабушка позвала из столярной мастерской одноглазого плотника Котова, и тот, повозившись денек-другой, возвел вокруг унитаза «великую китайскую стену».

Там обитали и по сей день живут, пошли им, господи, здоровья, многие поразительные герои моих радиопередач, и я нередко захожу туда, охваченная священным трепетом, вдыхая запахи детства, чтобы записать какой-нибудь душевный разговор под стаканчик-другой кагора или просто побродить по лестницам и коридорам, потоптаться под дверью бабушки Марфуши, которая собирала серебряные обертки от чая. Она шила юбки всему этажу и ввязывала туда крючком эти чайные фантики. Две наши юбки — моя и Люсина — потом еще долго хранились на антресолях.

Соседом справа нам приходился артист Владимир Сергеевич Володин, знакомый любому по кинофильмам «Кубанские казаки», «Волга-Волга», особенно — «Цирк». Это он катался на трехколесном велосипеде по манежу с двумя другими ветеранами цирка, неутомимо напевая:

Весь век мы поем,
мы поем, мы поем…

В финале — он, усатый пожилой человек немыслимой доброты, поет первый куплет колыбельной, качая на руках негритенка, с нежностью глядя на него:

Спя-ят медведи и слоны
Дяди спят и те-е-ти…

Зрители передают малыша из рук в руки, в том числе великий актер Михоэлс:

Все кру-угом спать должны
Но не на рабо-оте…

Этот парень, Джим Паттерсон, кажется, тоже был обитателем нашего дома. Он дружил с моим братом Юриком. А потом вырос и стал поэтом.

В подвале находился театр «Ромэн», там некоторое время «выправляла партийную линию» моя бабушка Фаина Федоровна Захарова. Ее деятельность закручивалась вокруг того, чтобы худо-бедно пополнять ряды коммунистической партии представителями малочисленных народов — в данном случае цыган. Не важно, чем ты занимался до встречи с Фаиной, гадал на кофейной гуще или крал коней, отныне ты артист советского цыганского театра, член партии, и не имеешь никакого морального права смываться с заезжим табором на месяц или навсегда, если у тебя вечером спектакль!