— Хорошо. Ты также понимаешь и то, что это — государственная тайна, и если проболтаешься кому-нибудь, я откажусь от всех своих слов. Это в том случае, если я не пристрелю тебя, потому что с этой минуты здесь действует режим военного времени. Ты понял, во что ты влип?
— Да. — Нет уж, упаси господь его болтать. Черт возьми, он действительно влип!
— Так вот. Изделие это… довольно опасно. Оно определенным образом может воздействовать на человека. — Сева стьянов озвучивал правдоподобную ложь, которую придумал пять минут назад, перед самой посадкой, потому что вопросы непременно должны были возникнуть, и лучше небольшая утечка информации… направленная утечка, чем самые невероятные слухи. Но он даже не подозревал, насколько он близок к истине. — Поэтому нам пришлось блокировать район. Пока — силами твоих людей. Скоро здесь будут части калужского гарнизона, они вас сменят. Теперь что касается конкретно тебя.
Денисов замер.
— Ты ведь здесь — царь и Бог, правда? Денисов неопределенно пожал плечами: отрицать это утверждение было бы глупо, а признавать — нескромно.
— И как царь и Бог ты должен заботиться о своих людях. Подданных, так сказать. Так вот, здравый смысл должен подсказать тебе, что следует увести их в безопасное место, не так ли? Тебе ЭТО подсказывает твой здравый смысл?
— В общем… Да, конечно.
— Правильно. — Генерал с одобрением посмотрел на Денисова. — Скоро здесь будут автобусы. Много автобусов. Твоя задача — обеспечить эвакуацию, быстро и, по возможности, без паники.
— Понял.
— Ты можешь начинать прямо сейчас, ведь в Ферзикове тоже есть какой-нибудь транспорт? У кого-то есть личные автомобили, где-нибудь в парке стоят рейсовые автобусы. Понимаешь, о чем я говорю?
— Так точно.
— Теперь скажи мне честно: ты справишься? Или, может быть, — голос генерала стал вкрадчивым, и от этого Денисову стало не по себе, — нет? Скажи сразу, в противном случае я буду расценивать это как саботаж и создание паникерских настроений, которые мешают выполнению БОЕВОЙ ЗАДАЧИ. Ты справишься? — повторил он.
Денисов проглотил нехороший комок, вставший поперек горла.
— Думаю, да.
— Стоп! — Рука Севастьянова хлопнула его по колену, хлопок был коротким и болезненным, как удар бича. — Мне не интересно, что ты думаешь. Я спрашиваю: справишься или нет?
— Так точно.
— Вот это другое дело. На этом прелюдию можно считать законченной. Перейдем сразу к делу. Теперь расскажи мне, только быстро и очень доступно, как если бы ты рассказывал самому последнему идиоту, что здесь произошло, начиная с девяти ноль-ноль. По порядку и ничего не упуская. Постарайся уложиться в пять минут, больше у нас нет. Время пошло.
Денисов начал рассказывать. Он мысленно вспомнил план, лежавший на столе в кабинете. Если расставлять события в хронологической последовательности, то отправной точкой следует считать происшествие с Липатовым. Он так и сделал — начал с Липатова.
Генерал перебил его только один раз. Сказал:
— Ты можешь говорить и одновременно ехать? По собственному опыту знаю, что это дисциплинирует: и мышление, и речь. Поехали.
— Куда?
— Для начала — туда, где есть связь. К тебе в отдел. Денисов завел двигатель и тронулся с места. К тому моменту, как машина остановилась перед отделом, он успел рассказать все, и сам удивился, что у него это получилось даже лучше, чем он предполагал.
— Так. Теперь давай проверим, насколько из меня хороший слушатель. Я буду говорить, а ты поправляй, если что. Договорились? — И, не дожидаясь ответа, генерал начал подводить итог сказанному: — Местный житель вернулся из района деревни Бронцы, чтобы доложить о каком-то увиденном им происшествии. Он пытался это сделать, но вел себя неадекватно, проявлял признаки возбуждения. — Генерал вспомнил сообщение из Тарусы.
— Точнее будет сказать — агрессии, — вставил Денисов.
— Согласен, — сказал Севастьянов. — Патрульная группа, выехавшая на место, чтобы проверить поступивший сигнал, обратно не вернулась. Точнее, вернулась, но не в полном составе. Так? Со слов раненого водителя, один из группы пустил в ход оружие. Неожиданно и совершенно немотивированно. То есть — тоже проявил признаки агрессии, выразившиеся в крайней форме. Правильно?
— Так точно.
— За это время задержанный успел повеситься в камере и написать на стене «СДОХНИ, ТВАРЬ!» Милое послание…
— Да, только непонятно, кому оно адресовано…
— Это как раз понятно. Боюсь, что это — чересчур понятно. — Генерал стиснул зубы.
— Да? — Денисова так и подмывало спросить кому. Он чувствовал, что генерал ответит. Настолько честно, насколько понимает ситуацию. Наконец он решился. — И… кому же?
Он почувствовал на себе взгляд бледно-серых, почти бесцветных глаз. Этот взгляд был холодным и одновременно — обжигающим.
Севастьянов задумчиво пожевал губами.
— Нам, — сказал он глухо. — ВСЕМ нам.
То же время. Гурьево.
Вот ведь странное дело. Он уже и забыл, что такое слезы. Наверное, в последний раз он плакал лет двадцать назад — в далеком детстве.