«Да? И что же ты сделаешь в первую очередь? Заштопаешь пузо этому „камазисту“? Или, может, наложением рук, как Иисус Христос, залечишь пухлую губу этой несчастной крашеной дурочке? А? Знаешь, в чем тут дело, парень? Тебе нравится, когда ты что-то можешь сделать с другими людьми. Ты тащишься, когда они оказываются в твоей власти, не так ли? А вот когда КТО-ТО начинает ЧТО-ТО делать с тобой, ты сразу теряешь чувство юмора. Тебе это не нравится. Ты говоришь: „Ну, я так не играю“. И ты — плачешь! Ревешь, как баба! Смешно, правда?»
«Мы сейчас же уедем отсюда! Нам надо вернуться!»
«Ну да. Конечно. Нам надо вернуться. Это выход. Облажаться и быстренько вернуться. Ты знаешь, сколько тупиц так думают — что никогда не поздно вернуться? Ты знаешь, сколько мужей бьют своих жен по три раза на дню — вместо завтрака, обеда и ужина, а однажды утром просыпаются с ножичком в груди? Точнее, никогда больше не просыпаются. Ты знаешь, сколько мерзких ублюдков насилуют детей и девушек в темных подворотнях, а потом вопят, когда с ними делают то же самое — всем бараком, всей камерой? Ты знаешь…»
«Заткнись! Я не собираюсь тебя слушать! Мы сейчас сядем на байк и вернемся! Мы…»
«Ты что, парень, в самом деле так глуп? Ты надеешься, что можно вернуться ОТТУДА, куда так стремился попасть? Ты напоминаешь мне сладкую… аппетитную булочку, которую съели на завтрак. Она лежит в животе, рядом с вонючими пережеванными кусками мяса, съеденными на ужин, и думает: „Никогда не поздно вернуться. Мне надо вернуться. Ой-ой-ой, мамочки! Мне надо вернуться обратно, на стол!“ Ха-ха-ха! И она, конечно, вернется. Но — не туда. И не так. И — не в том виде, парень. Почему же ты не смеешься? Разве я не ОТМОЧИЛ только что шутку века? Да что века? ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ. ЭРЫ! ЭРЫ НАСИЛИЯ!»
— Чертовски смешная шутка, — пробормотал Джордж. Он нагнулся над девушкой и взял ее за руку. — Рита… Пожалуйста… — Слова давались ему нелегко, но он знал, что должен это сказать: — Пожалуйста, прости меня… Если сможешь. Хочешь… — сейчас он себя ненавидел. Себя и собственную глупость, — хочешь, я никогда больше не буду называть тебя Марго… Только Ритой. Рита, пожалуйста… — Он поднес к губам ее холодную руку. — Мы уедем отсюда. Вернемся назад. Правда? Нам ПОРА возвращаться. Рита?
Она смотрела на него. Нет, куда-то за него. Сквозь него. Смотрела и улыбалась.
— Рита, вставай, пойдем…
«А не то мне снова придется тебя связать, не правда ли? Ой, как это хорошо! Ой, как это весело!»
— Рита!
Внезапно до него донесся рокот двигателя. Он шел откуда— го из-за домов — ровный, размеренный и тяжелый. Это не было шумом автомобильного мотора. И… К рокоту добавился залихватский свист. Движок, посвистывая, набирал обороты, и шум становился все ближе.
Джордж обернулся.
— Рита! Пошли! Пошли, детка… — Словечки. Те самые, дурацкие словечки, которые вылетали сами собой, когда он… «Детка… Крошка… Подруга… Дорогая… ТЫ ИСПАЧКАЛ МОЙ САПОГ!»
— Рита, вставай! Вставай скорее!
Она не — отвечала: молча сидела на траве, и на губах ее блуждала странная, отсутствующая улыбка.
— Жертва… Типичная жертва, — прошептала она. Джордж не расслышал. Он наклонился над Ритой.
— Что? Что ты сказала? Пошли, Рита, нельзя здесь сидеть! — Он потянул ее за руку, и безвольное тело оторвалось от земли.
В следующий момент послышался треск. Опять этот рокот, свист, и… оглушительный ТРЕСК, словно огромный зверь, обитающий в лесу, проламывался сквозь заросли валежника. Шум нарастал, он был уже где-то рядом.
Джордж отпустил Ритину руку, и девушка безжизненно осела на землю. Он выпрямился и медленно (словно боялся вступить в кошмар, снова оказаться на территории зла) обернулся. Казалось, это так просто — не оборачивайся, не замечай того, что пришло тебя УБИТЬ, и все обойдется. Все исчезнет, испарится, как страшное видение, растает, как сон…
Он увидел, как крыша того дома, где он только что побывал, задрожала и стала складываться внутрь, проседая на стропилах, кирпичная дымовая труба закачалась и рухнула, проломив ши фер. И в следующую секунду — будто кто-то включил звук на полную мощность — он снова услышал этот ужасающий треск.
Черный дымок, почти прозрачный, горячий, дрожащий от собственного жара дым поднялся над разрушенной крышей упругими, похожими на грязные облака, клубами. Его словно кто-то выплевывал. Кто-то или что-то, прячущееся за домом. И… кажется, Джордж знал, что это такое.
«А ты что, не догадывался? Ах да, я забыл предупредить тебя, а сам-то— ты не допер. Понимаешь, штука в том, что всегда остается кто-то последний. Ты, наверное, думаешь, что последний — это тот, кто сильнее других хочет ЖИТЬ? Мимо, парень! Последний — тот, кто сильнее других хочет УБИВАТЬ! Он хочет! Он СИЛЬНО хочет! Сейчас ты с ним познакомишься! И не забудь представиться. Как ты скажешь? Мой позывной — Джжжжорджжж-шшш! Плюх — и тебя уже нет! Это будет последнее, что ты успеешь сказать до того, как он тебя раздавит, будто клопа! Плюх! Джжжорррдшшшш! С таким шипением кишки вылезают через уши! Ну что, парень? Поиграем в благородство? Пропустим вперед даму?»