Радио Судьбы

«Как ты ее назвал? — глухо спросил внутренний голос. — Что с тобой происходит, крутой парень? Ты уже готов пустить сопли?»

Джордж отмахнулся от него, как от назойливой мухи, обнял девушку и перетащил ее на траву.

— Сейчас, сейчас… — Он открыл кофр и достал последнюю бутылку пива. «Миллер» был уже совсем теплым.

Джордж скрутил крышку, зажал горлышко большим пальцем и взболтал. Затем чуть убрал палец, и из бутылки, как из огнетушителя, брызнула тугая пенная струя — прямо на лицо Риты.

Девушка заморгала, будто просыпаясь… Он просунул руку под шею и приподнял ее голову.

— Попей немножко… Рита с трудом отхлебнула.

— Что это было?

— Что?

— Что-то… Меня что-то ударило по голове.

— Это… Наверное, солнце, дет… Э-э-э… Рита. Это солнечный удар. Тебе надо освежиться. — Он поднял бутылку и стал поливать ей голову.

Рита завизжала, но через мгновение ее визг перешел в громкий смех.

— Что ты делаешь? Что ты делаешь… сумасшедший? — Она закрывалась от него руками, но продолжала смеяться. И Джордж смеялся — как сумасшедший.

— Пробую тебя затушить — как пионерский костер.

— Пионерские костры не так тушат. — Воспоминание из далекого детства было забавным и одновременно — непри личным. Когда вожатый решал, что пора уходить в лагерь, девочки удалялись на безопасное расстояние, а мальчики становились в круг и тушили — подручными, в буквальном смысле этого слова, средствами.

— Черт возьми, я знаю, как это делается… Но мне показалось… Ну, ты помнишь, когда… Там, в лесу… — Он хохотал и не мог остановиться. Хохотал до слез. — Я подумал, что тебе это не понравится.

Рита приложила руку ко лбу, между пальцами стекало пенящееся пиво. Она так смеялась, что разболелась голова.

— Я бы… Я бы… посмотрела на тебя… Если бы я могла… Если бы я могла делать это так же ловко, как ты…

Они сидели на обочине, обнявшись, и хохотали, как помешанные.

— Так, как ты… — повторила Рита, выставила указательный палец и покрутила им в воздухе. От этого жеста Джордж повалился на траву и схватился за живот. Сломанные ребра болели от каждого взрыва хохота, он пробовал остановиться… И не мог.

Стоило им замолчать хотя бы на секунду, они, как по команде, выставляли пальцы и крутили ими. И продолжали хохотать.

Соловьев дернулся так сильно, что ударился затылком о заднюю стойку кабины. Мезенцев выпустил руль из рук и сжал виски. Все перед глазами задрожало и поплыло… Затем последовала яркая вспышка — тугая и ощутимая, как взрывная волна.

— МОЯ-А-А! — заорал он и закусил губу.

Трактор не заглох — в этом достоинство дизеля, стоит его завести, и можно рубить топором все провода и нести аккумуляторы в пункт приема цветного металла.

Двигатель продолжал ровно молотить, но колеса, почувствовав свободу, рыскнули в сторону, и огромная машина свалилась в кювет. Они неслись прямо на огромную липу, растущую у дороги. Соловьев в ужасе закрыл лицо руками и пригнулся. Он знал, что сейчас последует страшный удар.

Невероятным усилием Мезенцев смог оторвать одну руку от головы и схватиться за руль. «Т-150», подпрыгнув на кочке — Соловьеву и Мезенцеву показалось, будто их посадили на кол, рядышком, по соседству, — вернулся на дорогу.

— Что это? — спросил позеленевший Соловьев и в следующую секунду его вырвало — прямо на колени, себе и капитану.

Мезенцев, казалось, не заметил этого. Липкая дымящаяся масса растекалась по его штанам, Соловьев, согнувшись, утробно рычал. Из закушенной губы Мезенцева текли тонкие струйки крови, они начинались от уголков рта и, достигнув подбородка, обрывались, капая на футболку.

Мезенцев втянул в себя воздух и проглотил кровь.

— МОЯ! — повторил он, не разжимая челюсти. — МОЯ!!!

— ПАПА! ПАПА! — всхлипывал Ваня.

— Не буду больше, солдат… Отставить, ефрейтор! — бормотал Ластычев, ощупывая Николая.

Он выругался, но неразборчиво, так, чтобы Ваня не понял, что именно он сказал.

— Чертов твой папа! Радио в голове носит, а ремень в штаны вставить забывает! Что теперь прикажешь с ним делать? — Он развязал кусок провода, заменявший ему ремень. — Ну? Хорош комбат — без штанов.

Он заломил руки Николая за спину и крепко стянул запястья.

— Ну что, ефрейтор, оставим его здесь? — Он уже знал ответ.

Ваня покачал головой.

— Ладно, ефрейтор… Это несколько усложняет задачу. Прорываться из окружения с раненым… — Он увидел, как губы у Вани задрожали. — Но! Как сказал однажды великий пролетарский писатель Максим Горький, «на свете нет таких крепостей, которые большевики не смогли бы взять». Так ведь? Ваня кивнул.

— Держи дудку. — Он протянул мальчику автомат. — Но не вздумай на ней играть. Обещаешь?

— Обе…щаю… — Ластычев снова отметил, что слова даются мальчику с трудом.

— Ну и лады. — Комбат нагнулся, схватил Николая за пояс штанов, приподнял и подставил колено. — Однако он у тебя неплохо питается. Передай мамке привет от меня. Пусть как-нибудь пригласит в гости и накормит. Обещаю не пить и не буянить.

Ваня улыбнулся.