Радио Судьбы

Как в замедленном кино Соловьев увидел, что отполированное ложе проплывает НАД рукой. В считанных сантиметрах, но — НАД. Раздался глухой хруст. Джорджа отбросило на землю. Он пробовал подняться, но развернувшийся приклад прямо торцом ударил ему в нос. Снова раздался хруст, но уже более громкий, и вслед за ним — бульканье, как это бывает, когда остатки грязной воды втягиваются в сток раковины. Джордж не кричал. Он не успевал ответить криком. Приклад снова поднялся. Джордж извернулся. Он не тратил время на то, чтобы убрать голову, он изо всех сил всадил лезвие в голень Мезенцеву, но тот даже не покачнулся. Он охнул — скорее не охнул, а выдохнул, одновременно с выдохом опуская ружье.

Ружье поднималось и опускалось. Мезенцев колотил им, как дворники рубят ломом лед. Ноги Джорджа неестественно задергались, он не пытался пнуть своего убийцу и не пытался отползти, это начиналась агония. Капитан на мгновение повернулся, Соловьев с ужасом увидел, что голая грудь и лицо у него покрыты мелкими брызгами крови.

Капитан захохотал. Соловьев больше не снимал. Трясущимися руками он схватил «Никон», выпрыгнул из кабины — он вдруг забыл про ступеньки — и помчался прочь.

За его спиной послышался вопль:

— РИТА-А-А!!!

Он на бегу оглянулся. Ему показалось… Наверное, просто показалось, с такого расстояния — он успел отбежать достаточно далеко — он бы не смог четко разглядеть… Ему показалось, что он видит руки Джорджа, прижатые к голове, фаланги пальцев были вдавлены в красное месиво, появившееся на месте лица. Белые сломанные косточки торчали, как свечи из торта.

Внезапно Соловьев ощутил такую силу в ногах, что, наверное, смог бы добежать и до самой Москвы.

Капитан тем временем ломал дверь дома. Хохотал во все горло и орал:

— МОЯ! МОЯ!! МОЯ!!!

* * *

Шоссе Таруса — Калуга.

Капитан Некрасов сидел за рулем уазика, мчавшегося по шоссе к сгоревшему бензовозу. У обочины стояла машина МЧС. Люди Сереброва приказали экипажу спасателей отъехать на безопасное расстояние, но запретили выезжать за внешнее кольцо.

Генерал обернулся. Трое мужиков сидели на траве, как охотники на знаменитой картине. Один из них, самый молодой и крупный, что-то увлеченно рассказывал, размахивая руками.

— Не останавливайся, — обронил Севастьянов, заметив, что Некрасов на всякий случай убрал ногу с педали газа: вдруг генерал захочет расспросить их обо всем лично.

Плиева тряслась на заднем сиденье, небольшой кейс лежал на коленях, рядом с ней сидел молодой лейтенант-связист и крепко держал черный пластмассовый футляр.

— Подъезжаем, — глухо сказал генерал.

Его было еле слышно сквозь рев мотора и гул трансмиссии, наполнявшие машину, но Залине показалось, что она смогла уловить в голосе Севастьянова с трудом скрываемую тревогу.

Из-за поворота показалась почерневшая туша бензовоза. Некрасов начал тормозить. Генерал обернулся.

— Залина Александровна… Если вы не уверены… Мы ведь не знаем, как эта штука может действовать на организм…

— Я не беременна, — ответила Плиева.

Севастьянов пожал плечами, будто хотел сказать: «Кто знает, может, после нашей прогулки вам это и не удастся?» Залина поняла его, но промолчала.

Уазик встал позади белой «пятерки». Генерал вышел из машины, но не успел пройти и трех шагов, как к нему подлетел молодой офицер с погонами старшего лейтенанта.

— Товарищ генерал… — начал он.

— Это откуда? — Севастьянов брезгливо ткнул пальцем в «пятерку».

— Уже была здесь. Стояла еще до приезда спасателей.

— Водитель, пассажиры?

— Никого нет.

— Значит, они там? — генерал кивнул за бензовоз.

— Не могу знать. Но — скорее всего.

— Лейтенант, — окликнул Севастьянов связиста с черным чемоданчиком. — Начинайте.

Связист подбежал к бензовозу, металл уже немного остыл, но все равно жар чувствовался. Лейтенант поставил чемоданчик на асфальт, откинул крышку и достал самый обычный прибор, вроде большого вольтметра. Он бегом вернулся к уазику и принес маленькую тележку и длинный гибкий прут, напоминавший телескопическую удочку. Лейтенант быстро скрутил удочку, увеличив ее до шести метров. Затем прицепил к тележке тонкую проволоку, намотанную на катушку, и застыл, ожидая дальнейших распоряжений.

— Все готово, товарищ генерал.

Севастьянов, не глядя, протянул руку, Некрасов вложил в нее бинокль.

— Давай.

Лейтенант толкнул тележку по асфальту, она прокатилась несколько метров, но связист не дал ей остановиться — ловко упер в нее «удочку» и продолжал толкать. Катушка стала с жужжанием разматываться, проволока натянулась.

— Пока ничего, — прокомментировал генерал. — Еще.

Связист толкал дальше. Наконец длины «удочки» стало не хватать. Он остановился, открутил накидную гайку в нижнем торце, и «удочка» снова удлинилась на два метра. Тележка медленно поехала дальше.

Севастьянов смотрел в бинокль на шкалу прибора. Вдруг стрелка дернулась и бешено забилась у самого конца шкалы.

— Есть! — сказал генерал, — Протолкни еще пару метров и оставь. — Затем обернулся к Плиевой. — Идите сюда. — Он протянул ей бинокль. — Видите, как это выглядит? То ничего, и вдруг… Смотрите, что вытворяет.