Радио Свобода как литературный проект. Социокультурный феномен зарубежного радиовещания

В архиве радиостанции сохранилась панорама звукозаписей эмигрантов первой волны, среди них – голоса известных литературных критиков, поэтов, писателей. Писатели-эмигранты часто не только выступали у микрофона РС, но и становились штатными сотрудниками Русской службы. Их целью являлось сохранение русской культуры, продолжение и развитие традиций классической русской литературы – вопреки формированию литературы новой, советской. В речи «Миссия русской эмиграции», произнесенной в Париже 16 февраля 1924 года, Иван Бунин говорил: «Мы так или иначе не приняли жизни, воцарившейся с некоторых пор в России, были в том или ином несогласии, в той или иной борьбе с этой жизнью и, убедившись, что дальнейшее сопротивление наше грозит нам лишь бесплодной, бессмысленной гибелью, ушли на чужбину… Поистине действуем мы от имени России подъяремной, страждущей, но все же не до конца покоренной». Одна из легенд РС связана с именем Ивана Бунина. Однако документального подтверждения тому, что Бунин выступал у микрофона Свободы, в расписании передач 1953 года нет. Как рассказывает историк, сотрудник РС Иван Толстой: «Кто-то из ветеранов утверждал даже, что собственными руками чистил пленку перед эфиром. И ведь и впрямь мог выступить, полгода было на это у писателя. Выступал же в 1953-м другой парижанин, бунинский сосед Борис Зайцев. Престарелым и больным классикам радиожурналисты шли навстречу и привозили с собою для записи громоздкие магнитофоны. Так, в частности, за два дня до кончины был в 1957 году записан в своем доме под Нью-Йорком художник Мстислав Добужинский»[109]. Хотя Бунин несомненно присутствовал в программах – своими книгами, своей судьбой, своим огромным влиянием, которое испытывали выступавшие на радио писатели.

Можно отнестись к эмиграции и как к некоему освобождению, «как к борьбе за преодоление препятствий, как к задаче духовной, художественной»[110]. Одиночество, отсутствие читателей, отличное от российского пространство, другой стиль жизни могут погубить писателя – или, наоборот, помочь ему обрести новые художественные цели. Юрий Иваск в предисловии к антологии «На Западе» (Нью-Йорк, 1953) писал: «Обреченные на эмиграцию, то есть на несчастья, зарубежные поэты… творили, творят. Полная оценка этого творчества – удел будущих читателей. Но, думаю, справедливо было бы признать, что самый факт эмиграции обогатил русскую поэзию “новым трепетом”, и, следовательно, наше несчастье было одновременно нашей удачей»[111].

Среди эмигрантов второй волны выдающихся деятелей культуры было намного меньше, чем в первой. Большую роль в судьбе российской эмиграции сыграла Вторая мировая война. «С одной стороны, она дифференцировала “первую”, послереволюционную волну, с другой, стала источником формирования “второй” волны, т. е. послевоенной»[112], – отмечает исследователь эмиграции З.С. Бочарова.

Многие эмигранты второй волны селились в Баварии и ее столице Мюнхене. Касаясь второй волны, нужно сказать, что понятие «эмигрант» к ним применимо довольно условно, более подходящим названием будет «перемещенные лица». (Большая часть так называемой второй волны эмиграции являлась беженцами. Эмигрантом принято считать человека, покидающего свою страну из-за несогласия с существующим в ней политическим режимом и имеющего альтернативную точку зрения. Беженец стремится избежать участия во внутреннем или внешнем конфликте, в который он оказывается насильственно вовлеченным[113].)

Эмигрант первой волны Борис Зайцев[114], «старейший русский писатель из Парижа» – так его представляли в эфире, постоянно выступал у микрофона РС в 1953–1971 годах. В 1954 году, в преддверии писательского съезда в СССР[115], Борис Зайцев обращается к литераторам в Советском Союзе. Писатель рассуждает о свободе творчества в эмиграции: «Мы с вами живем в разных мирах. У вас есть родина, есть великий народ. На вашей стороне молодость и энергия. Зато у нас есть свобода. Вероятно, мы, зарубежные русские писатели, ведем скромное существование, но свобода наша ничем не скована… От всего сердца я желаю вам на этом съезде совершить хотя бы первый шаг к свободе, ибо без свободы ничего нельзя создать… И дай Бог тем из вас, кто отмечен талантом, обрести все необходимые условия для его развития»[116]. Обращение Бориса Зайцева не осталось без ответа с советской стороны. Первый секретарь Союза писателей Алексей Сурков, не называя никаких источников, в своей заключительной речи на писательском съезде сказал: «Враги нашей родины и нашей литературы не дремлют. По случаю нашего съезда из мусорной корзины истории был вытащен белоэмигрант Борис Зайцев, исторгнувший с бессильной злобой в белогвардейский микрофон свою словесную отраву»[117].