Читаем Радио Свобода как литературный проект. Социокультурный феномен зарубежного радиовещания полностью

В 1972 году Владимир Вейдле расскажет о Борисе Зайцеве: «Умер в глубокой старости писатель большого имени и большого таланта. Так скажут повсюду в Европе, а в Америке – люди осведомленные по части литературы. Прибавят: в Париже умер. Русские в зарубежье, как и в России, скажут иначе. Парижские вздохнут, опечалятся: “Осиротели мы”, – скажут. Да и дальние все, в Аргентине, в Австралии, сиротство это почувствуют. И не то чтобы утешиться, не то чтобы заплакать, зайцевское что-нибудь перечтут. Думаю, что и в России люди пожилые, дооктябрьское помнящие, разделят это чувство… Проще сказать, что я сам подумал, когда по телефону в Париже сегодня, 29 января 1972 года, передали мне грустную эту весть. Как только услышал, пришло мне на ум: последний русский писатель. Но тут же я себя и поправил: Солженицын есть у нас. А потом вспомнил, что всего три недели назад был я в гостях у Бориса Константиновича, чай пил за его столом, как раз о Солженицыне с ним и говорил…»[403].

Гайто Газданов[404] переехал в Мюнхен на РС из Парижа. Из пятидесяти лет, прожитых за границей, он работал парижским таксистом столько же, сколько сотрудником РС. Газданов стал одним из первых штатных сотрудников радио, одно время (в 1960-е) был одним из руководящих сотрудников. На РС в 1950–1960-е годы звучали фрагменты его романов. (В 1955 году он читает роман «Пилигримы».) Писатель участвовал в беседах и круглых столах вместе с Владимиром Вейдле, Никитой Струве, выступал в программах Георгия Адамовича. Создал ряд передач для серий «О книгах и авторах» и «Дневник писателя». Литераторам, работавшим в редакции радио, было довольно трудно совмещать радиожурналистику, требовавшую информативности, с писательством. Несмотря на это передачи Газданова всегда гармонично совмещали политические и эстетические идеи писателя. (Отметим также язвительную интонацию, присущую писателю в эфире.)

Гайто Газданов активно участвовал в литературной жизни русского зарубежья и тоже создавал у микрофона Свободы портреты писателей. Как отмечает Л. Диенеш: «О ком Газданов решил не писать, о чем не пишет, когда рассказывает о каком-либо писателе, это так же важно и показательно, как то, что он пишет… Он не очень высоко ценил почти всю литературу, созданную “старшим поколением” первой эмиграции, читал ее старомодной… Он писал о них мало или “не то”… Старательно избегал откровенного выражения своего истинного мнения…»[405].

В программе, посвященной «Оценке творчества и испытанию временем», он пишет о беспощадности «приговора времени», в отношении «незаслуженно забытых имен»: «в этот список следует включить прежде всего тех писателей, которых больше всего ценит партийная критика в Советском Союзе и для которых ход времени – это неумолимое приближение к забвению и литературной смерти»[406]. В «Беседе за круглым столом» о «Русской зарубежной литературе» 1967 года Газданов принимает участие вместе с Адамовичем и Вейдле, где писатели говорят о незаслуженно забытых именах и о том, что эмигрантская литература – большое явление, и в будущем историкам русской литературы нельзя будет не упомянуть писателей-эмигрантов, иначе история эта будет крайне однобокой. В том же году Газданов берет интервью у Адамовича о его книге «Комментарии», где автор подробно рассказывает о том, как была написана книга[407].

Сотрудники РС Георгий Адамович и Владимир Вейдле выступали постоянными рецензентами писателя в эмигрантской печати и на РС, их оценки творчества Гайто Газданова дают представление об отношении к писателю в писательской среде русского зарубежья. Вейдле придерживался мнения, что в произведениях Газданова автобиографический элемент перевесил литературный замысел, отмечая одновременно, что «превратить воспоминание в искусство Газданову, в общем, удалось»[408]. Адамович писал, что у Газданова «нет темы», что он «с одинаковым искусством описывает все попадающееся ему под руку», – и заключал, что «писатель обречен остаться наблюдателем происходящего на поверхности, не имея доступа в глубь жизни»[409]. И другие писатели – сотрудники РС давали оценки творчеству Газданова, среди них – Анатолий Кузнецов, Леонид Владимиров, Александр Бахрах[410].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука