Радио Свобода как литературный проект. Социокультурный феномен зарубежного радиовещания

Отец Александр с равным спокойствием говорил на религиозные и этические темы. У него был свой широкий круг почитателей. В своих беседах[422] в программе «С другого берега», как и в своих статьях[423], он обращался к личности и значению творчества Солженицына. Размышляя о месте писателя в истории русской литературы, он пишет о том, что «судьба России, в каком-то последнем и глубоком смысле, неотрываема от судьбы русской литературы… Не будучи литературоведом, я, конечно, не дерзнул бы вообще писать о Солженицыне, если бы меня не поразило то, что я не могу назвать иначе как христианским вдохновением его творчества. Для меня в “чуде” Солженицына самое главное, самое радостное то, что первый национальный писатель советского периода русской литературы является одновременно и писателем христианским…»[424]. Сергей Шмеман[425] рассказывает, что часто ездил с отцом в нью-йоркское бюро РС на запись программы: «Для отца Александра это было погружение в совсем другой мир, это был день свободы… Он попадал в мир настоящей русской эмиграции: писатели, поэты, единомышленники. Там он долго со всеми беседовал, всех знал. Беседа всегда шла о русской литературе, о поэзии…»[426]. В 1983 году по Свободе звучит последняя программа Шмемана «Не хлебом единым». Диктор сообщает о кончине отца Александра Шмемана, «бессменного автора наших воскресных бесед на протяжении более чем 30 лет», и о том, что «неделю назад он записал свою последнюю беседу». В 2009 году была издана книга «Беседы протоиерея Александра Шмемана на Радио “Свобода”»[427]. На современном РС религиозную тематику продолжает программа «С христианской точки зрения», которую ведет священник Яков Кротов.

Эмигрантскую жизнь у микрофона Свободы описывали и авторы третьей волны. Они обсуждали книги, выходившие на Западе, эмигрантские издательства, конференции, симпозиумы.

В 1975 году в программе «Культура, события, люди» Александр Галич беседует о симпозиуме писателей в изгнании в Мюнхене, размышляет о том, чего не хватает за границей, о своем возрасте: «Здравствуйте, дорогие мои друзья. Здравствуйте, дорогие мои слушатели в Советском Союзе. Я уже говорил вам, что я всякий раз очень волнуюсь, когда я сажусь перед микрофоном, понимая, что вот сейчас я буду разговаривать с вами. Понимаю, что кому-то из вас удастся меня услышать и рассказать, может быть, другим о моей передаче, о моем разговоре с вами. Я всегда стараюсь разговаривать с вами так, как говорили мы когда-то, когда мы встречались лично, а не выражаясь торжественно в эфире. На днях мне довелось принимать участие в устроенном Баварским союзом писателей вечере, посвященном литературе в изгнании. И странное у меня было чувство: мы сидели за одним столом – писатели из Венгрии, из Болгарии, из Чехословакии, из Польши, из Югославии, и, не сговариваясь, мы все говорили о том, как трудно нам, несмотря на то что условия жизни и приняли нас на Западе хорошо… Внимательно к нам относятся… Но все-таки трудно, особенно трудно, когда идешь по улице и слышишь чужую незнакомую речь. Дело не в том, что ты ее не понимаешь, а в том, что она для тебя, для твоей жизни, для твоей работы ничего решительно не значит. Но самое удивительное, что, тоскуя по этой речи, иногда вздрагиваешь, услышав речь родную. Так вот, недавно я уезжал в Париж, и на вокзале я проходил мимо трех стоящих у газетного киоска людей и вдруг услышал, как один говорит другому: “Слушай… Там, знаешь, мировые сосиски дают, просто мировые, такое пиво холодное и сосиски”. И я, хотя и улыбнулся, внутренне, но почему-то ускорил шаг. Потому что встречаться мне с этими людьми не очень хотелось…