Радиогений Митя Автономов

Митя Автономов сел с ним рядом, надел наушники, прикусил верхней губой губу нижнюю, сосредоточенно наморщил лицо и повел опять ползунок по накрученной проволочной спирали. Эфир в его ушах был полон всевозможных звуков, эфир гудел как большая коробка с цыплятами. Митя находился внутри этой коробки, и трудно было найти, выделить то, что нужно. И все глядели на него, как на фокусника, который вот-вот вытащит за уши из своей шляпы нового зайца. А Митя Автономов и вытащил.

— Пожалуйста, Григорий Павлович, слушайте свою Москву, — сказал он, как бы между прочим, передавая папе наушники.

Отец мой пока слушал, рта так и не закрыл. Потом он сам снял наушники, молча положил их на стол и сообщил нам, притихшим:

— «Маяк» там говорит, радиостанция, об успехах социалистического соревнования.

Он уступил место директору школы, а сам присел на свой стул и притих. Так после хорошего концерта люди некоторое время молчат. Не хотят лишними словами портить впечатление.

Радио прослушали все, и все глядели на Митю Автономова и даже на меня и говорили:

— Ну, Митя, ну, ребята, ну вы и учудили! Ну, надо же, а!

А директор школы и одновременно учитель физики Лазуткин как-то засмущался даже и сказал Мите вполне тихо, но все это слышали:

— Я, Митя, чего-то не доглядел насчет тебя… А ты и вправду продвинулся далеко, даже очень… Зайди-ко ты ко мне завтра, Митя после уроков. Обсудим то, да се…

После этого Митя по физике стал получать одни пятерки. Да и по другим предметам тоже крепко подтянулся. Наверно, в нем что-то проснулось, чего никто раньше не замечал.

А в тот вечер после сеансов радиосвязи Коля Бурков потер сладостно руки и громко радостно сказал:

— Ну, что, дорогие вы мои! «Пусково» состоялось! Надо бы нам это дело отметить!

И все также радостно с ним согласились и ушли на кухню отмечать хорошее событие. А мы с Автономовым не пошли, нам с ним рано еще было участвовать в таких мероприятиях. Мы остались за столом, рядом с приемником.

Митя какое-то время сидел и молчал. Видно было, что к нему пришла радость. Он сегодня выдержал серьезный экзамен на техническую зрелость, на то, чтобы занимать достойное место в деревенском общественном мнении. Он был уже почти взрослый, ведь он учился в восьмом, выпускном классе местной школы. Но он был всего-навсего мальчишкой и в тот вечер не понимал, как можно вынести такую радость на своих мальчишеских плечах. Радость придавила его, и он не знал, что с нею делать, что теперь надо сказать.

Детские мечтания тоже всегда радостны, наверно, поэтому Митя стал рассказывать мне о своей заветной мечте.

Мы сидели с ним за столом, в который раз вертели в руках свой приемник, и Митя, вероятно потому, что речь шла о чем-то потаенном, спросил меня тихо-тихо:

— Ты знаешь, Паша, что такое дрейфующие льды?

Я представлял это очень смутно и предположил:

— Это наверно, те, которых ветер по морю носит?

— В целом, правильно, но тут есть уточнение. Практически все льды, которые вокруг Северного полюса, они все движутся, они ведь плавают на поверхности Северного Ледовитого океана. Их толкают подводные течения, да и ветер тоже. Ты согласен с этим?

Откуда мне было знать такие тонкости. Я не знал, что ответить. Но Мите не очень-то и требовалось мое согласие. Он продолжал:

— А на них, на этих льдах люди работают. Ну, там, в экспедициях всяких, на полярных станциях, да и погоду многие изучают. Годами живут. А их льдины несет куда-то и несет. Многие поэтому в беду попадают. Всяко же бывает, занесло льдину на теплое течение, она таяла-таяла, да и треснула. Или ветер опять же, шторма страшенные, так долбанет, что елки-моталки! Люди погибнуть могут! Да и гибнут уже, в газетах же пишут… Вот тебе и дрейфующие льды! Надо, конечно, науку развивать, но людей-то жалко!

С кухни донесся папин запев его любимой военной песни «Дрались по геройски, по-русски два друга в пехоте морской». Другие участники застолья песню дружно подхватили. Там разгоралось «пусково». Бедная моя мама…

Митя отодвинул локтем приемник в сторону, выпучил на меня глаза, полные сострадания к людям.

— Знаешь, почему так происходит, почему люди по-дурацки гибнут? — спросил он меня с глубокой горечью в голосе. И сам дал ответ на этот, в самом деле, назревший вопрос. — Потому, что у людей, работающих на дрейфующих льдах, нет скорой помощи. В городах она есть, а у людей, работающих в самых опасных условиях, ее нет. Ну, это нормально?

Митя откинулся на стуле, посидел, покачался. Он только что выдал мне результат долгих своих, может быть, бессонных раздумий.

— Страна же не может так бездумно терять своих лучших людей. Надо же прекратить это безобразие. Надо, ты мне, Паша, скажи, или не надо?

Что я мог ответить? Я тоже зажегся благородной задачей спасать полярников.

— Да, надо бы спасти людей-то, — поддержал я Митьку вполне уверенно.

Автономов перешел к конкретике:

— А, если надо, тогда давай и думать, как это лучше сделать.

Тут я понял, что Митька все давно уже продумал, и, что он обязательно расскажет мне свой план, как выручать полярников из беды. Так оно и получилось.