Radiohead. Present Tense. История группы в хрониках культовых медиа

Колин с осторожностью говорит о своей роли, играя невозмутимого партнера своего харизматичного младшего брата Джонни, чье худое, красивое лицо, похоже, всегда будет скрыто за длинными, черными как сажа волосами. Колин однажды полушутя сказал мне, что ему кажется, что на самом деле он «хреново» играет, что для сложных ритмов ему приходится сильно сосредоточиваться, а басовая партия часто держит на себе всю песню. На концертах он стоит спиной к зрителям, склонившись над гитарой, и лишь иногда, задавая ритм, слегка подпрыгивает, словно над невидимой скакалкой. В такие моменты мне кажется, что группа напоминает о своем школьном происхождении: словно мои собственные далекие воспоминания о том, как я дудел в саксофон в подвале под грохот гитары и барабанов моих друзей, могли как-то перерасти в нечто похожее, что ими тоже могли восторгаться сотни тысяч фанатов. Однажды я спросил Колина, что вообще это за ощущение.

– Ты сосредоточиваешься на сцене, она становится твоим личным пространством. Ты просто играешь в своей комнате с друзьями.

В одном из дворов нас встречает барабанщик Фил. Я говорю ему, что мои взрослые дети недавно видели его сольное выступление в Виктория-парке в Лондоне и просили передать, что он лучший.

– Ох, черт, – говорит он с трогательной радостью. – Я там огляделся и понял, что старше меня из участников нет никого, кроме разве что Патти Смит.

Пять музыкантов Radiohead уже довольно давно беспокоятся из-за возраста: однажды за ужином в Арле, тринадцать лет назад, я услышал, как Том Йорк заявляет, что бросит рок-музыку в сорок лет. Он не хотел стать Миком Джаггером, который до сих пор скачет по сцене, несмотря на морщины. Скоро ему пятьдесят, но, когда он пересекает газон в подобии флоберовского халата и тюрбане из полотенца, прячась за зеркальными очками, ему вполне можно дать и двадцать, если бы не седые волоски в щетине. Он соглашается, что последний концерт в Ниме был «довольно эмоциональным». Понимая, что его впереди ждет очередной долгий день интенсивного творчества, мы оставляем его в покое.

Мы с Колином обсуждаем личные дела, сидя за столом на гравийной дорожке между фабрикой и садом; перед нами открывается вид на заботливо подстриженные кусты в узорчатых вазах и мускулистого Эда, дружелюбного гитариста ростом под метр девяносто, загорающего без рубашки. Я спрашиваю Колина, доволен ли он альбомом: ожидания после пяти лет молчания довольно высоки.

– Я не могу говорить об этом слишком много, потому что Найджел [продюсер] хочет сохранять все в тайне как можно дольше. Но мне нравятся многие песни. Местами он прекрасен и лиричен. Есть одна песня с прямолинейной аккордовой последовательностью, а сразу за ней – песня о хладнокровном шпионе. Пушистый щеночек рядом с вепрем!

Я спрашиваю, можно ли назвать группу перфекционистами.

– Ой, не знаю. Полагаю, мы не перфекционисты в полном смысле слова, иначе ничего никогда бы не выпустили. К тому же у нас у всех разные вкусы.

Мы возвращаемся в студию, где молодые техники проверяют аппаратуру. Джонни, как всегда беспокойный, сидит в обитом медью кожаном кресле, склонившись над самодельной звуковой машинкой (маленькие молоточки, которые бьют по различным предметам) и ноутбуком, а Эд слушает его, стоя перед своим длинным рядом гитар. Джонни задает ритм, похожий на калипсо и регги, своими коробками из-под йогурта, стаканчиками, колокольчиками и мини-бубном.

– Звучит похоже на Марвина Гэя, – замечает Эд.

Несмотря на все бесценное оборудование, мы в самом деле вернулись обратно к парням, сочиняющим музыку на коленке у себя в комнате: может быть, именно в этом вся суть их плодотворного воображения, своеобразием не уступающего манерам поэтов.

Колин потихоньку выводит меня из комнаты – начинается секретная церемония. Я напоминаю про Freelance [регулярную колонку в Times Literary Supplement]; он оказывается большим поклонником TLS (у него диплом Кембриджа по английскому языку).

– Будет круто. Возможно, мы там появимся единственный раз, мы ничего не заказываем. Литературное произведение, написанное поэтом! Только не забудьте сказать, что из братьев Гринвудов я – более красивый, – с ухмылкой добавляет он, и я выезжаю через ворота в обычный мир.

Авторы статей

Пэт Блашилл писал о рок- и поп-музыке для Rolling Stone, SPIN и Details с 1987 по 2003 год. Он вырос в Техасе на «строгой диете» из дисков Butthole Surfers и фильмов Эда Вуда. Сейчас переехал в Австрию, живет в Вене и до сих пор пишет что-то для мюнхенской газеты Süddeutsche Zeitung.