Радищев

Работая над переводом Мабли, Радищев не только выполнял обязанности переводчика. Он открыто высказывал свои идеи, свои мысли, и уже в переводе Мабли сказались черты будущего Радищева-писателя — страстного, непримиримого врага самодержавия и крепостного рабства. Он снабдил перевод своими примечаниями, в которых ярко и убедительно проявилась сила и зрелость его убеждений.

Так, слово «despotisme» Радищев перевел словом «самодержавство» и дал такое истолкование переводу:

«Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние…» И далее кратко и четко сформулировал право человека на возмущение против государя, нарушившего закон.

«Неправосудие государя дает народу, его судии, то же и более над ним право, какое ему дает закон над преступниками. Государь есть первый гражданин народного общества…»

Как видно, в этом молодом сенатском чиновнике накапливались могучие силы гнева и протеста, и его мировоззрение приобретало все более определенный, все более радикальный характер.

Таковы были его начальные шаги[72] на том нелегком пути, который много лет спустя приведет его к величайшим испытаниям и к вечной славе борца за счастье своего народа.

И с этих начальных своих шагов он сразу включился в то молодое и сильное движение русской передовой демократической мысли, которое уже явственно проявляло себя в 60 — 70-е годы XVIII столетия и которое с тех пор никогда не затухало, а росло и крепло, несмотря на гнет крепостнического государства.

В дальнейшем, как мы увидим, он продолжит, а потом и возглавит движение свободной русской мысли, постоянно черпая силы для движения вперед в потоке живой, созидательной жизни русского народа.

Нет, не одни «согбенные разумы и души» увидел Радищев, вернувшись в Россию. Он нашел в ней немало людей, светлых умом, прямых и смелых душой, — людей, с которыми ему было по пути, у которых было чему учиться, чтобы потом и их повести за собой!..

Ранее было сказано о «брожении умов» в 50—60-е годы — в годы отрочества Радищева. В среде русского дворянства все отчетливее проявлялись настроения, оппозиционные деспотическому правлению Екатерины II. Эти настроения возникли и развивались среди наиболее передовой и культурной части дворян — среди дворянской интеллигенции, ненавидевшей варварский деспотизм «самодержавства» и понимавшей, что этот деспотизм в тупой и грубой косности своей препятствует движению России вперед.

В дворянской оппозиции отчетливо намечались два течения: аристократическое, осуждавшее практику правительства Екатерины, но отстаивавшее сохранение крепостного права, как незыблемой основы не только своего благосостояния, но и своего существования, и другое течение, ставящее своей целью ограничение деспотического самодержавия дворянской конституцией, смягчение крепостного права и приобщение России к буржуазному прогрессу.

Казалось бы. что по своей классовой принадлежности Радищев должен был примкнуть к одному из этих течений дворянской оппозиции. Но нет, он стал выразителем чаяний и надежд другого, антагонистического дворянству класса — порабощенного класса крестьян.

В те годы, когда молодой Радищев, вернувшись из-за границы на родину, искал приложения своих сил, передовое движение русской общественной мысли не исчерпывалось, разумеется, одной только дворянской оппозицией правительству Екатерины.

Уже в 60-е и 70-е годы в крепостнической России было много образованных и демократически мыслящих людей, вышедших не только из передовой дворянской среды, но и из среды «третьего сословия» — среды русских разночинцев.

Все эти небогатые, нечиновные, иногда и «низкие» по своему происхождению труженики вели огромную созидательную работу, направленную к освобождению общественной мысли от оков феодального мировоззрения, к демократизации ее.

Именно эта среда с заложенными в ней могучими силами борьбы и созидания приняла молодого Радищева как своего, духовно обогатила его, направила и определила в дальнейшем формирование его революционного мировоззрения.

Именно в этой среде жили и получили дальнейшее развитие материалистические и демократические традиции Ломоносова — великого русско^го ученого, вышедшего из недр народа.

Ломоносов, как и Радищев, горячо верил в талантливость русского народа. Он был убежден в том, что плодоносные недра «российской земли» способны «рождать» своих собственных великих деятелей на почве самобытной культуры, «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов», собственных «российских Колумбов»…