Радко отважный (СИ)

А еще я про себя подумал, представить попытался со смесью ужаса и восхищения, какой же куш большой… нет, огромный должен ждать Гайду в конце пути. Если ради этого он не поскупился собрать, обучить и снарядить хоть небольшое, но войско. Да вместе с ним потащиться куда-то к черту на рога.

5

В поход мы выступили в ту же седмицу. А перед этим под присмотром алхимика желающие поупражнялись в приготовлении раствора для серебрения. Тем, кто преуспел в этом более всего, было дозволено ехать на повозках. По соседству со свернутыми шатрами, запасами провизии и болтов для арбалетов. В общем, того, без чего ни один поход… по крайней мере, большого количества людей, не обойдется. Не говоря уж о том, что в дальние земли вообще-то налегке не ходят.

Что до меня, то я ту адскую смесь даже не пытался готовить. На похвалу алхимика не рассчитывал тем более. И привилегии тех, кто в готовке таки добился успеха, не завидовал тоже. В конце концов, это лишь с одной стороны привилегия. А с другой — дополнительная обязанность. Ибо повозками тоже кто-то править должен.

Остальные (я в том числе) весело и с песней (по крайней мере, поначалу) вышагивали своим ходом. А впереди на неизменном коне ехал Шандор Гайду.

Выступили мы посреди дня. Прошли вереницей по улицам к городским воротам, провожаемые взглядами жителей Неделицы.

Надо сказать, восхищения и преклонения, подобно героям рыцарских романов или героических баллад, мы у них не вызывали. Но уж, по крайней мере, относились горожане к нам не без любопытства. Тем более что в городе мы успели примелькаться, привлечь к себе внимание — община мужиков, живущих от всех отдельно, обучающихся владеть оружием и явно к чему-то готовящихся. Причем для местных наверняка неопасных, коль власти не против.

Нам даже прозвище дали — одно на всех. «Гайдуки», в честь нашего предводителя. Так сказать, «люди Гайду».

Не могу сказать, что того воодушевления, какое я испытал в самом начале похода, хватило надолго. Особенно когда Неделица осталась далеко позади и потянулась однообразная местность с полями и лугами, с темной полосой леса на горизонте да тянущимися под ногами колеями тракта. А ноги начали мало-помалу уставать. Делаться тяжелее с каждой пройденной верстой.

Слишком честный я, чтобы хорохориться. Но в то же время со своим опытом бродяги я все равно оказался лучше приспособлен к походной жизни, чем многие из нас. Что уж там говорить: едва Гайду объявил первый привал на замечательном зеленом лугу у дороги, как примерно каждые двое из трех ополченцев со стонами повалились на эту траву. Ни дать ни взять дрова обрушившейся поленницы. Я же, замечу без ложной скромности, присел на траву медленно, с достоинством. Ни жестом, ни звуком стараясь не показать, что тоже устал.

Еще хуже пришлось на третий день, когда чуть ли не с утра зарядил дождь, превращая дорогу в грязевую кашу. Прямо под его назойливыми и уже холодными струями нам пришлось срочно ставить шатры. И не все, надо сказать, управились с первой попытки.

Зато лично я смог оценить прозорливость Гайду и преимущество, какое дал предоставленный им кафтан. В том смысле, что без кафтана промок бы наверняка быстрее и замерз больше.

Впрочем, даже в кафтанах да под защитой шатров ничего веселого в нашем времяпровождении в тот день не было. Мы сидели-дрожали, притиснувшись друг к дружке, чтобы согреться. Весь день так просидели — день, оттого казавшийся самым долгим днем в жизни.

И конечно многие начали роптать — и от холода, и просто оттого, что делать нечего. Но десятники недовольных быстро утихомирили, причем даже без всяких плетей пресловутых. Просто словом (твердым, не всегда добрым, частенько неприличным) и кулаком, ясное дело. Так можно добиться, как известно, больше, чем только словом — добрым или нет.

Да, кстати, забыл сказать. Нас ведь господин Гайду на десятки разделил. Еще во время обучения. Как раз перед тем, как мы к тактике перешли. И над каждым поставил командира.

Лично я ожидаемо оказался в одном десятке с рыжим Драганом. А вот с должностью даже столь мелкого командира пролетел. Наш десяток возглавил суровый бородач по имени Слободан, лет на десять меня старше.

Ко мне Слободан относился сдержанно, однако без заметной неприязни. А потому, раз я на той мокрой стоянке не роптал, то и не огреб. И брань увещевающую пришлось слушать только потому, что предназначалась она другому, а деваться в тесном шатре от командирского гнева было некуда. Не под дождь же!

Добро к вечеру погода унялась. И мы даже сумели пройти пару верст, хотя дорогу развезло знатно.

Спустя дней десять мы добрались до города… Златница или Злотница он вроде назывался. Через ворота нас всей толпой не пустили — шутка ли, больше сотни вооруженных мужчин, непонятно откуда пришедших, а главное, зачем. На том спасибо, что хоть разрешили встать лагерем под стенами. Не стали кипящее масло с этих стен на нас лить.

А я еще подумал зачем-то, что Злотница (или Златница) из тех городов, где «народ колеса», например, не то что не привечают, но без разговору гонят прочь.