Радогощь (СИ)

Вдруг к нам делает шаг высокая крупная женщина, в таком обширном платье она кажется просто огромной в ширину, в руке у неё поднос, на котором находится высокий хлеб, похожий на пасхальный кулич, только верхушка не облита сахарным сиропом, а посыпана солью. По бокам лежат два окрашенных яйца.

— Хлеб да соль! — кричит она чисто по-русски зычным голосом.

— Нужно отломить кусочек хлеба с солью и съесть, — подсказывает старик.

Он уже закончил свои дела на мостках: закрепил плот, убрал весла и догнал нас.

— Нельзя отказываться, не по обычаю, — добавляет он.

Лера первая отламывает кусочек хлеба, где побольше соли и отправляет в рот, зажмуривается от удовольствия.

— Как же вкусно, — аппетитно произносит она.

По очереди подходим и угощаемся. Женщины так и продолжают петь звонкими голосами, осыпая нас зерном.

— Зачем они это делают? — спрашивает Олеся нашего проводника.

— Желают вам богатого урожая, — отвечает он.

Мне нравится пышный разноцветный наряд одной из них, я делаю к ней шаг и тянусь, чтобы пощупать ткань, но она вдруг взвизгивает и бьет меня по руке пучком вонючей полыни.

— Эй, нельзя-нельзя так делать! — тут же вмешивается старик.

— Почему? Я просто хотела потрогать ткань, — обиженно отвечаю я.

— Вы пришлые, чужие, пока не очиститесь от того мира, вам нельзя никого из них касаться, — отвечает он.

— В смысле? — мы с Олесей переглядываемся.

— Ну таков обычай у них, чужак может быть заразен.

— Да в смысле? — взбрыкиваю я, — у нас все прививки есть, можем показать Q-код.

— Не только болезнями, но и злыми духами, — объясняет старик, — нужно пока вам типа в карантийной зоне побыть, очиститься.

— Фигеть, — закатываю глаза.

— Дарина, не спорь, ну таков обычай, — улыбается мне Лера, — знаешь же пословицу — со своим уставом в чужой монастырь не лезь.

— Вот верно, — поддакивает старик.

— А как вас зовут? — спрашивает она его. — Я Лера, а это мои друзья — Даня, Кирилл, Аня, Игорь, Олеся и Дарина. — По очереди тыкает она в нас.

— Зовите меня Аверьян Егорыч, — кивает он.

— А меня Пуления Авсеевна, — громко произносит женщина с подносом.

Пока мы спорили вся процессия уже двинулась в обратную сторону всё также задорно напевая и развешивая ленты на кустах.

— Идите за мной, — зовет Пуления Авсеевна, передавая поднос помощнице и ведет нас вверх по другой тропинке.

Топаем за ней. Солнце начинает здорово так припекать, снимаю совсем ветровку. Идти недолго, всё прямо вдоль кустов с яркими красными листьями и вот мы поднимаемся на холмистую площадку усеянными большими шатрами. Повсюду шум-гам: где-то играет музыка, где-то стучат в барабаны.

— Как же жарко, — вырывается у меня. — На том берегу дождь, холодно, а у вас тут лето.

— Это всё наши шаманы, — улыбается она, показывая на вереницу пляшущих людей на склоне холма. Там их человек пять-шесть. Укутались в шкуры, на головах какие-то маски с оленьими рогами, бьют в огромные бубны и изгибаются в дикой пляске. — Они тучи разгоняют, чтобы солнышко привечать. Радогощь!

— Что? — не понимаю я.

— Радогощь. Осеннее равноденствие. Это когда день становится равный ночи, а после Радогощи день идет на убыль, наступают холода. Священный праздник у когальского народа. В это время подсчитывают урожай, восхваляют и благодарят природу за плодовитость, готовятся к зиме. В такой великий день может сыграть свадьбу только ал-когал, то есть один из наивысших сословий, можно так сказать, — вместо неё поясняет Аверьян Егорыч, наш проводник. — Вон видите белые шатры на вершине холма — там ал-когалы, туда ходить нельзя, там находятся только мужчины.

— Ясно, — киваю я. Что с них взять, у них всё поди как в 19 веке, женщинам ничего нельзя.

Выходим на огромную поляну, тут много разномастных шатров, каждый огорожен небольшим кругом из веток, камней и из того, что попалось под руку. Незамысловатые изгороди украшены лентами и вениками из каких-то трав, в основном вонючей полынью. Мне кажется, что уже весь воздух пропитался этим отвратительным запахом, ну по крайней мере моя ветровка уж точно, когда по ней прошлась та женщина, платье которой я хотела потрогать.

— Зачем столько полыни? — спрашиваю я.

— Чтобы злых духов отгонять, — улыбается Пуления Авсеевна.

— А, ну ясно, — хмыкаю я.

Глазею по сторонам. Возле каждого шатра разведен костер, женщины готовят еду, мужчины кто что-то строгает, кто играет на домре или кубызе, рядом носятся ребятишки. Все одеты в такие же странные наряды, что и наши встречающие. За шатрами видны повозки и скот, в основном лошади, но и коровы есть и огромные с густой свалявшейся шерстью быки. Кто-то даже притащил с собой альпаков, они вытягивают свои длинные шеи из-за повозок и испуганно посматривают на нас.

Наш шатер оказывается самым последним у самой кромки леса, чуть ли не на болоте. Если сделать два шага в сторону, то уже под ногами хлюпает темная вода и путь перегораживают высокие камыши.

— Оставляйте вещи и идемте, вас уже ждут, — говорит Пуления Авсеевна, открывая нараспашку две узкие деревянные дверцы.