— А, привет, Кип, — бросил ему Джоунз и продолжал: — Так вот, если бы ты заменил Лейка на седьмой перебежке, когда по нему стали бить…
Кип пришел в замешательство. Нет, быть не может, его просто не расслышали. И с задумчивой улыбкой начал опять:
— Словом, такой вечер, когда вот-вот дождь начнется, и воздух тяжелый, паркий…
— На стадионе сегодня вовсе не было жарко, — возразила девушка, — ветерком обдувало.
— Если парень на мели, в такой вечер легче всего с пути истинного сбиться, — сказал он, слегка повысив голос.
Секретарь бейсбольного клуба пожал плечами:
— При чем тут «на мели»? Разве кто-нибудь это сказал?
С каменными лицами все уставились на Кипа, потом, удивленно подняв брови, переглянулись.
— Вот я и говорю… — продолжал Джоунз, — на кой черт такого слабака, как Лейк, подающим ставить, ведь команда-то вела четыре — ноль, а он все профукал.
Но Кип придвинулся к ним ближе, охваченный тем же внезапным страхом, какой испытал, выйдя от сенатора. Страх нарастал, но он подавил его отчаянным усилием воли. Откинувшись на стуле, он обвел всех взглядом и заговорил снова:
— Ну так вот, как раз в такой вечер мы и провернули знаменитое нападение на машину с почтой. Помните? Двенадцать лет назад. — Теперь уж он не давал себя прервать, но слушатели, похоже, вовсе не помнили об этом ограблении. Кип растерялся: — Так это же была величайшая сенсация в те времена! — Но им явно не терпелось продолжить свой разговор, и он с отчаянием торопливо сыпал словами: — Ну помните, еще тогда говорили: чтобы такой план до мелочей точно разработать, нужна голова военного стратега. А еще кто-то сказал: все это, говорит, по хитроумию и ловкости сравнить можно только с прозорливостью Ганнибала, когда тот задумал переход через Альпы. Ну да, вы же не помните об этом ограблении. Деньги находились в бронированном автомобиле, а улица пустая, только бродячий торговец с тележкой, грузовик с углем да итальянец-шарманщик со своей музыкой. — Лицо его раскраснелось, в голосе все явственнее слышалось какое-то странное возбуждение. Девушка со скучающим видом, словно уже слышала эту историю, вынула из сумки зеркальце и принялась что-то стирать с подбородка. — Дайте-ка нам карандашик, — попросил Кип.
Прямо на скатерти он набрасывал план и быстро объяснял:
— К шоссе только один выход, так? Видите, вот тут. В таком деле нечего лезть на рожон. Теперь смотрите: охрана заводит между собой разговор. Анджело, тот, что с тележкой, вытаскивает пулемет, а второй Анджело, с шарманкой, дает очередь с другой стороны, поверху метит. Я на грузовике с углем. Вижу, все идет как по маслу.
— Сколько вы прихватили? — равнодушно осведомился Джоунз. — В этом все дело.
— Сто пятьдесят тысяч, — небрежно сказал Кип.
— Святые спасители! — ахнул Джоунз. — Слыхали?
Вот оно, выражение детского восторга на их лицах.
Как оно им идет. Долго он его добивался и вот наконец добился. И Кип улыбнулся счастливой улыбкой с чувством глубокого облегчения. А слушатели повторяли:
— Это же чертова пропасть денег! Просто жуть. Мама родная, сто пятьдесят кусков одним махом!
— Если вас только деньги интересуют, — поддразнил он их беззаботно, — как думаете, сколько я огреб в банках в общей сумме?
— Ну, сколько?
— Тысяч шестьсот, может, и больше.
Они были ошеломлены.
— Ой, Кип, что же вы с ними сделали?
— Шестьсот тысяч долларов! Слыхал, Стив?
— Отчего бы и вам не подработать и не выйти в люди, как Кип? — сказала девушка и шепнула Кипу: — А у вас еще что-нибудь осталось?
В этот момент Кип заметил Билли-Мясничка, который пробирался к нему между столиками.
— Кип, — сказал он, — я передал Дженкинсу. Он ждет.
Изумление на лицах слушателей окрылило его. Он знал, что они его провожают восторженными взглядами. Кип вошел в кабинет к Дженкинсу как нельзя более уверенный в себе.
Дженкинс сидел за столом, сложив в виде арки толстые пальцы. Лампа снизу освещала всю пирамиду его лица — от ее основания из трех могучих подбородков до лба. С диковатым блеском в глазах, быстрым шагом Кип подошел к столу.
— Я уже приходил сюда, я вас искал, — сказал он.
— На всех парах несся? — проворчал Дженкинс.
— А как же…
— Вот это другой разговор, и к взаимной выгоде. Так, может, давай сразу — быка за рога?
— Минутку, — сказал Кип, опершись о стол руками. — Вам известно, что работа моя мне нравится, что она мне помогает разные мои замыслы осуществлять и что я бы хотел на ней остаться. И открыто это говорю. Но имейте в виду, мистер Дженкинс, если вы воображаете, что для меня эта работа важнее меня самого и моих замыслов, — тут Кип выпрямился, широко развел руками, — то вы просто спятили.
— Значит, чересчур важная птица, а? — Дженкинс задыхался от негодования. — Ну, цирк!
— Нет, сэр, не цирк. Не стану я себе жизнь портить ни ради вас, ни ради вашей работы.
— И ты говоришь это мне?
— Да, вам.
— Так это я порчу праведную жизнь?
— Вы меня под корень режете, работу отнимаете, если я не стану жуликом ради вашей выгоды.