Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

С того вечера миссис Уотсон желала этого своему соседу при каждой встрече — до середины апреля. А в середине апреля кто-то из соседей позвонил ей и спросил, читала ли она «Ивнинг уорлд». Дж. С. Хилтон в своей популярной колонке «Люди нашего города» упомянул о Шоре; места он уделил ему не так уж много, однако поместил фотографию. Хилтон всегда помещал фотографии тех, о ком писал, будь то мусорщик или светская дама. Фотограф запечатлел Шора на мосту, в новой весенней шляпе. Открытый взгляд, веселая (а может, чуть насмешливая?) улыбка. Хилтон писал, что ему в руки попался роман Юджина Шора и, поскольку Шор — местный житель, он прочел книгу. Однако, прочтя, так раздражился, что швырнул ее в угол. При этом он свалил настольную лампу, которая, как уверял Хилтон своих читателей, куда более ценная вещь, чем, извращенная книга Шора. Жена купила эту лампу на деревенской ярмарке и очень ее любила. Шор должен возместить ему хотя бы стоимость лампы, полагал Хилтон.

— Ну, что я говорила! — радостно крикнула мужу миссис Уотсон и принялась названивать соседям.

2

Фотография Шора появилась в газете в первый, по-настоящему теплый день после резких апрельских похолоданий. Так было в этом городе: холодно, холодно — и вдруг ярко светит солнце и все уже зазеленело, будто существует всего два времени года. В Парк-Пласа, в баре на крыше, двери на террасу с видом на город были распахнуты. Под обновленным ярким солнцем — море зелени, не город, а сплошной лес. С террасы можно было обозреть университетский городок, музей и парк, а дальше торчали стандартные, как надгробья, башни и виднелось озеро. Ал Дилани со своими друзьями заняли столик у выхода на террасу. Все по очереди читали статью Хилтона в «Ивнинг уорлд» и посмеивались. Шумливый, с бегающими глазками и пышными бачками Рас Майерс в дорогом клетчатом пиджаке был критиком на телевидении. И знал все о русском поэте Мандельштаме. Лысеющий Рон Стазиак с вечной кривой ухмылкой ездил на все каннские фестивали, писал о них статьи для «Лайф» и числил себя другом Ингрид Бергман. Красавица Хелина с великолепными длинными ногами — сейчас газета перешла к ней — была скульптором и работала с металлом. Ал Дилани — темная бородка лопаткой и глубокие мягкие, беспокойные глаза — три вечера в неделю водил такси. Все остальное время было отдано занятиям — он заканчивал диссертацию в университете. Друзья верили в его талант, в то, что имя его скоро станет широко известно. Сам он считал, что диссертация о Нормане Мейлере — лишь первый шаг, равно как и синекура, ожидающая его в университете. Диссертация затем станет книгой, которая прославит его. Зачастую он являлся в бар прямо в своей таксистской кепочке, но в элегантной кожаной испанской куртке. Волнистая каштановая шевелюра, бородка — он был похож на принца в изгнании. Никто из служащих отеля ни разу не попросил его снять кепочку. Ал и его друзья в тайном согласии мнили себя гражданами вселенной, а не этого маленького городишки. Ал часто читал им лекции о Сартре, Маркузе, Борхесе и Беккете. Он знал все литературные течения во всех столицах мира, хотя и был единственным в их компании, кто еще ни разу не побывал за границей.

Сейчас Ал и его друзья смеялись, но не над Шором. Шор их не интересовал. Мишенью их шуточек был старый Хилтон. Скользнув взглядом по фотографии Шора, Хелина заметила:

— А он ничего. И шляпа тоже. Что-то в ней есть ирландское. А этот Хилтон — крупный специалист по задам. Вчера лобызал зад какой-то миллионерши, а сегодня дает под зад местному бедолаге писателю.

Они давно уже сошлись на том, что Хилтон — фигура анекдотическая. Лет сорок назад Хилтон отправился в Англию, где дальше литературного поденщика не пошел. В конце концов он возвратился домой, однако сумел убедить местного издателя, что в Лондоне был заметной фигурой.

— Если тебе охота кому-то дать под зад, поскольку без этого ты жить не можешь, конечно же, самый подходящий объект — местный писатель, о котором никто и не слыхивал, — заметил Ал. Сам он тоже впервые встретил имя Шора. — Ну, что еще новенького в мире?

На самом-то деле он был занят своими собственными делами. Апрель — самый хлопотный месяц для аспиранта. Письменные работы он написал блестяще, а назавтра ему предстояла устная защита.