Читаем Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу полностью

— Однако у тебя есть собственная концепция, Ал, — вглядываясь в него, задумчиво сказала она. — Кого ни встретишь вокруг, никто ни о чем не думает, никто понятия не имеет, куда он идет. — Длинными сильными пальцами Лиза теребила салфеточку под своим бокалом. — Знаешь, мне нравится сидеть здесь с тобой, — вдруг призналась она и, взяв его руку, начала разглядывать ладонь. Потом нахмурилась.

— Что ты там углядела? — спросил Ал.

— Линию жизни. Ее каждый должен знать.

— А я вот не знаю.

— У тебя тут очень интересная линия.

— Ну тогда расскажи поподробнее.

— Да нет, пожалуй, не стоит. — И она опять нахмурилась.

— Почему ты не хочешь мне рассказать?

— Все рассказать?

— Ну конечно, Лиза. Надо же человеку знать, куда он держит путь!

— Что толку рассказывать? Ты ведь и так уверен, что знаешь.

— Но во что-то ведь надо верить.

— И во что же ты веришь, Ал?

— Я верю, — сосредоточенно глядя на нее, медленно начал он, — верю, что сейчас я еще чего-нибудь выпью.

Она моргнула, потом расхохоталась. Он всегда мечтал встретить женщину, которая так смеется: чуть хрипловатым, теплым смехом, идущим из самых глубин ее существа. Отсмеявшись, она сказала:

— Где же ты это подобрал?

— Я — ученый, — заявил он. — А первый завет для ученого: нашел — бери.

— Ладно, ученый, какие у тебя планы на лето?

— Водить такси. Кончить книгу. Может быть, съездить в Европу.

— Мне Европа очень нравится. А о чем книга?

— О выдающейся личности наших дней — о Мейлере.

— А-а, Мейлер, — улыбнувшись, сказала она. — Понимаю.

— Что понимаешь?

— Тебя понимаю. Мейлер — тут есть на чем порезвиться, правда ведь? — засмеялась она. — Тоже пойдешь маршем на Пентагон?

— Послушай, Лиза, — сказал он уже серьезно, как она и заслуживала, — я ведь не какой-то рутинер из прошлого века, отвлеченно взирающий на культуру. Ну уж нет! Знаешь, как называют в американском футболе игру на линии, где все позиции приготовлены для звезды, чтобы — она эффектно прорвалась? Это называют «играть в яме» — там ты принимаешь все удары, весь натиск. Вот где я хочу быть: все в себя вобрать и что-то из всего этого извлечь. Что-то важное для себя.

Слова лились сами собой. Рассуждая, Ал все приглядывался к ней в предвкушении новых открытий. Глаза у нее блестели. Шея длинная, на левой щеке маленькая родинка; кивнув, она облизнула губы.

Бар заполнялся. Мужчины приходили одни, без женщин, — вылощенные, элегантные, в дорогих костюмах. Маклеры, специалисты по рекламе, журналисты. Двое-трое поздоровались с Лизой. Ал, глядя, как она улыбнулась и помахала в ответ, испытал легкое раздражение. Обернуться он не соблаговолил. Она красивым, плавным движением снова откинулась на красную спинку, и Ал сказал себе, что Лиза очень притягательна в каждом жесте, в каждом движении — мягком, призывном. Улыбается каким-то своим мыслям, а он чувствует, как она следит за ним внутренним взглядом. Хладнокровно все проанализировав, он заключил, что странное выражение ее лица, которое поразило его в машине, того же свойства. Бессознательная уловка. А может, и сознательная. Секс-чары, подумал он. Ну так что же в этом плохого?

— Знаешь, Ал, а ты, оказывается, не такой, как я себе представляла. Я думала, ты позер. Да-да. А с тобой интересно поговорить. В нашем городе люди совсем разучились говорить друг с другом. Да и вообще разучились говорить. Никто ничем не интересуется. — Она дотронулась до его руки. — Ты только не сдавайся, Ал.

— Ты меня не знаешь, Лиза. Я как кукла-неваляшка — упаду и встану, упаду и встану.

— А поесть тебе не хочется? Мне очень.

— Поесть? — растерянно переспросил он.

— Может быть, перекусим у меня?

— Отлично!

Он расплатился с официантом, и они вышли под закатные лучи солнца. Лиза взяла его под руку.

— Нужно, чтобы кто-то был с тобой рядом, Ал.

Лиза жила в пяти минутах езды от университета, на Уолмер-роуд — тенистой улице с большими старыми домами, где теперь сдавались квартиры внаем. Лиза занимала верхний этаж. Перед домом рос каштан. В гостиной был беспорядок, на белых стенах ни картин, ни эстампов.

Она поставила на стол водку, холодный ростбиф. После напряжения последней недели, от выпитого виски и водки Ала совсем разморило.

— Ах, Лиза, — вздохнул он. — Мы одни, никого вокруг… — И обнял ее за талию — ему казалось, что это он медленно ведет ее по коридору в спальню. Она смеялась, поддерживала его, когда он спотыкался.

— Ну вот, Лиза… — С многозначительной улыбкой он сел на кровать. Но тут же повалился на бок и заснул крепким сном.

На рассвете его разбудили мусорщики, опоражнивавшие бачки за домом. Лиза лежала в постели рядом с ним. Он потянулся к ней.

— Погоди, — сказала она и отправилась варить кофе.

На ней была коротенькая голубая рубашка. Ни он, ни она не произнесли больше ни слова. Она принесла кофе, поставила чашку на туалетный столик и снова легла рядом с ним.

Она изумила его — ее руки, тело, осторожные нежные ласки. У него закружилась голова.

— Лиза, что это? — прошептал он.

— Ничего, Ал, ничего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мой генерал
Мой генерал

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключении, может, детективном, на худой конец, романтическом. И получает все в первый же лень в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд, и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена – это убийство. Она заметила одну странную деталь… Но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он – профессионал…

Альберт Анатольевич Лиханов , Григорий Яковлевич Бакланов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Детская литература / Проза для детей / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее