Радость наша Сесиль

В правителе, верно, какая-то моль завелась, распустила
крылатые слухи о траченом слове, и нечему верить
среди поисковых бригад, повторивших смещенье созвездий
к счастливой стезе, проницающей эту округу и даже небесный
остаток дыханья, спустившийся к нам с неподвластных высот;
очнется правитель, ему – закусить первым делом
всю горечь полуденных снов, обжигающих светом язык;
какое посланье уходит в слюду, стекленея на лютом морозе,
таким же посланьем – твердейшим, всесильным – едва обернется весна,
так сразу слуга устремится в чулан – и, лаская стекло заготовок,
у банки узнает, как блеск сохранить в солевом сокровенном растворе;
лучи сохраняют свой вкус и в сплетеньях укропа,
и чистым своим расширеньем во рту подчиняя рецептор;
лети нафталиновой гранулой, гаснущий град, побивая
оконные всходы узоров морозных – так, словно
не холодом попранный холод попросит приюта в людском разговоре.

«Молитву возносим тебе, отзвеневший сомнение заступ…»

Молитву возносим тебе, отзвеневший сомнение заступ —
какая порода всех лучше слагает земную кору,
ответишь, о княжье ударившись мягкое сердце,
все тело у князя давно превратилось в песок или камень,
в скелетный остаток простора, в глубинную тьму или свет —
а сердце спаслось, поместившись в словесную жидкость,
в пылу консерваций оборваны листья, шуршавшие время;
ты, сломленный заступ, так жалобно лязгнешь о правде,
что шелковый голос биений свою пропоет тишину, утешая;
целуешь пейзаж, человек, приникая губами к стеклу
оконного неба, где зaмер в рассоле обломок кометы,
предсказанной хмелем, что выдохся, нас поджидая.

«Призвав дефицит пунктуаций, смолкает округа…»

Призвав дефицит пунктуаций, смолкает округа.
Молочное царство, сходящее в точку, остреет соском,
молчанье младенца пронзив утоленьем: взбирайся
все выше, чистейшая сладость сердечного «да»;
грубеют ладони от ветра, вплетенного в наши швартовы,
огнем истязается влага, сидящая в каждом плоде, угодившем
в печное подобие града небесного, взявшего силу поленьев
в заоблачный треск, распаляющий звезды – о том ли
покапает жатвенным пoтом дневное усилье, где соль,
тела покидая, означит нетрудную память, засевшую в дерне:
токсичен ли этот простор, зашипевший незнаньем зерна?
Да-да, радиация схожа своей разлагающей силой
с тобой, сверхускоренный час, проникающий в нас;
в защитную форму одет живописец.

«Не душу поить молоком одуванчиков смятых…»