А мокрый с головы до ног Вазир, вытащив на берег лодку, занялся своими сапогами. Найти их было нетрудно, так как в том месте, где их засосал ил, было довольно мелко и голенища еще торчали из воды. Вазир выплеснул из них воду и весело сказал:
— Как хорошо вышло, теперь и отцовские сапоги сами по себе помылись, только домой придется идти босиком, не пачкать же опять чистые сапоги!
Якуп все еще неподвижно стоял на прежнем месте.
Вазир подошел к товарищу и, похлопав его по плечу, одобряюще сказал:
— Из тебя выйдет толк. Только пока что хватка не та. А толк выйдет.
— Правда? — обрадовался Якуп.
— «Правда, правда»! — передразнил Вазир. — А когда я говорю пустое?
— Конечно, не говоришь…
— Ну ладно. А теперь что будем делать?
— Не знаю… Надо бы отвести дедушкину лодку па место.
Мальчики снова столкнули лодку в воду.
— Бери весло и греби не спеша, — сказал наставник своему ученику.
Якуп повел лодку вдоль берега. Вазир продолжал давать указания, но и сам Якуп, прошедший боевое крещение, теперь уже уверенней вел лодку; он и не заметил, как проплыл довольно большое расстояние.
Когда они с Вазиром уже привязывали цепь лодки к столбу и вешали замок, откуда ни возьмись появилась мать Якупа. Она начала громко причитать и выкрикивать:
— Ох я несчастная! Этот ребенок бросает меня в огонь и в воду! Дитя мое, ведь ты же стал похож па водяную крысу! Конечно, все это дело рук Вазира! Если сегодня же я не пойду в правление и не пожалуюсь на этого Вазира, пусть имя мое не будет Гульемеш! Ты слышишь меня, Вазир? Зачем ты мучаешь ребенка? Куда ты дел его кепку?
Гульемеш-апай хотела взять сына за руку, но тот резко отстранился.
— Если ты, мама, скажешь еще хоть одно слово Вази-ру, я… я сейчас же сяду на эту лодку и уплыву далеко-далеко! А если я уплыву, то никогда уже не вернусь, так и знай!
Гульемеш-апай бросила уничтожающий взгляд на молчаливо стоящего в стороне Вазира, но повернула свой разговор в другую сторону:
— Ладно, ладно, я ничего не скажу, пусть будет по-твоему, только пойдем домой!
Она снова хотела взять сына за руку.
— Не надо вести меня за руку, — воспротивился мальчик. — Я и сам пойду, только чтоб о Вазире ни одного слова!
— Ладно, ладно! Сказала же, что не буду…
Мать и сын отправились домой. Вазир, держа под мышкой сапоги, остался на берегу озера. Он никуда не спешил, так как давно позабыл о сковородке и о блинах, которые ждут его дома…
Дождь лил и лил целый день, но к вечеру перестал. Тучи, которые, казалось, заволокли небо навсегда, за какой-то коротенький миг рассеялись, и ясным голубым небом, только что омытым дождем, снова завладело солнце. И только самые маленькие капельки дождя, словно заблудившиеся где-то наверху, изредка капали на землю. Может быть, эти капельки — дождяные дети, они заигрались на небе и не успели упасть вместе с крупными каплями, ведь, что ни говори, дети есть дети: коль увлекутся игрой, все на свете забывают.
Эти капельки такие теплые, такие ласковые. Если протянуть им руку, они доверчиво усеют твою ладонь мелкими блестками, а если сожмешь вдруг руку, то поспешно убегают между пальцами.
Вот какие шалуны!
— Ага, попалась на удочку — в мою ручку! — кричит Гульнур, глядя на упавшую ей на ладонь капельку. — А почему ты такая тепленькая! Наверное, там, поближе к солнцу, тебе было очень тепло!
Гульнур раскрывает ладонь и, поднимая вверх, зовет к себе в гости другие капельки.
— Падайте, падайте на ладошку! — говорит девочка и смеется.
Она примостилась на бревне возле забора и не обращает никакого внимания на Габдуллу и Айдара, которые молча и сосредоточенно что-то обдумывают, сидя на дру-гом конце бревна. Вид у мальчиков понурый. Что им до того, что малыши со смехом и визгом шлепают по теплым дождевым лужам и ручейкам, что Гульнур без умолку щебечет, собирая в ладонь капельки! У них свои заботы.
— От этого Примерного никакого толку нет, — сказал Айдар, высказывая вслух свои мысли. — Когда не надо, он всегда тут вертится, а когда надо, так и глаз не кажет. Мямля!
Габдулла только плюнул сквозь зубы. Это означало крайнюю степень раздражения.
Но Айдар, помолчав немного, начал снова:
— Наверное, он испугался. А лодка старика самая лучшая, она не пропускает ни капельки воды.
Вдруг Габдулла спросил:
— Ты считаешь меня вожаком?
— Конечно, считаю! — подтвердил Айдар.
— Если считаешь, то сейчас же иди и вызови сюда Примерного!
— Я пойду, но если его мать увидит меня, сразу поднимет шум и ни за что не отпустит Якупа!
Айдар оглянулся па сестренку. Гульнур уже уговаривала прибитую дождем траву выпрямиться и взглянуть на солнышко.
— Сестренка, умница моя, Гульнур, — ласково сказал Айдар. — Ты ведь знаешь, что я поймаю тебе двух птенцов жаворонка.
Гульнур живо подбежала к брату.
— Знаю, но ты их не ловишь.
— Поймаю. Вот увидишь. Я принесу их тогда, когда будет ютово твое красивое красное платье. Ладно?
— Ладно.
Кивнув головой, Гульнур хотела снова усесться на свое место, но брат удержал ее.
— Я сделаю тебе еще и клетку для этих птичек и сам покрашу ее в голубую краску.
— А я насыплю им зерна и покормлю! — оживилась Гульнур.