Радость жизни. Философия стоицизма для XXI века

Однако с возрастом вожделение и сопровождающий его морок ослабевают. Кто-то скажет, это плохо: очередной пример удовольствия молодости, которого человек лишается. Греческий трагик Софокл считал иначе. Когда в старости его спросили, может ли он, несмотря на свои годы, заниматься любовью с женщиной, тот ответил: «Помолчал бы ты, право. Я с величайшей радостью ушел от этого, как уходят от яростного и лютого повелителя»[308].

Сенека указывает, что старость, усугубляя наше физическое состояние, приводит к разложению пороков и того, что им способствует. Однако тот же самый процесс старения необязательно сопровождается умственной деградацией. Как говорит Сенека о самом себе, несмотря на возраст, душа его «бодра и рада, что ей уже почти не приходится иметь дело с плотью». Он благодарен за то, что его ум тем самым сбросил «большую часть своего бремени»[309].

Один из недостатков старости заключается в том, что она приносит осознание неизбежности смерти. В юности мы обманываем себя, что смерть касается кого-то другого. В зрелом возрасте понимаем, что умрем, но рассчитываем, что у нас есть еще несколько десятков лет. Состарившись, со всей остротой ощущаем близость смерти – если не завтра, то скоро. Для большинства людей это делает старость самым депрессивным этапом жизни.

Однако стоические философы полагали, что перспектива смерти не угнетает, а делает жизнь приятнее, чем она была бы без нее. Мы рассматривали этот кажущийся парадокс в главе 4. Размышляя о том, насколько хуже нам могло бы быть (в частности, представляя собственную смерть), мы увеличиваем свои шансы ощутить радость. В молодости мысли о своей смерти требуют усердия; в преклонном возрасте нужно приложить усилие, чтобы не думать о ней. Следовательно, старость побуждает нас делать то, что, по стоикам, мы и так должны были практиковать всю жизнь.

Таким образом, близость смерти, вместо того чтобы угнетать, может пойти нам на пользу. В юности нам казалось, что мы будем жить вечно, поэтому принимали пробегавшие дни как данность и в результате потратили многие из них впустую. В старости проснуться следующим утром – уже повод для праздника. Как замечает Сенека, «если бог подарит нам и завтрашний день, примем его с радостью»[310]. И встретив с радостью еще один отведенный нам день, мы сможем прожить его с благодарностью. Нет ничего невозможного в том, чтобы восьмидесятилетняя бабушка была счастливее своей двадцатилетней внучки, особенно если первая (отчасти по причине слабого здоровья) ничто не принимает как должное, в то время как вторая (отчасти по той причине, что практически здорова) принимает все вокруг и потому уже решила, что жизнь скучна.

Из множества жизненных философий стоическая особенно пригодна на исходе жизни. Для большинства старость – сложнейший период. Стоицизм же прежде всего учит не только справляться с жизненными трудностями, но и сохранять при этом спокойствие. В свою очередь, пожилые люди способны в большей мере оценить предлагаемую стоиками безмятежность, чем молодежь. Юношу может озадачить, что кто-то ищет в жизни «просто спокойствия»; восьмидесятилетний старик знает не только насколько драгоценно это чувство, но и сколь немногим удалось его обрести.

Отчасти именно поэтому Музоний советует принимать стоицизм молодыми – это лучший способ подготовиться к старости. По его словам, тот, кто последует этому совету, не будет по мере старения жаловаться на утрату молодости и ее удовольствий, слабеющий организм, пошатнувшееся здоровье и пренебрежение со стороны родственников, ибо «против всего этого у него будет отличное лекарство в собственном его уме – полученное им обучение»[311].

Если же мы не обратились к стоической философии в молодости, ничто не мешает наверстать упущенное на склоне лет. Процесс старения может помешать заниматься боксом или решать дифференциальные уравнения, но практически никогда – практиковать стоицизм. Даже самые дряхлые и немощные старики способны читать стоиков и размышлять над их идеями. Им под силу заниматься негативной визуализацией и не волноваться о вещах, находящихся вне их контроля. Но что самое важное, ничто не помешает им стать фаталистами в отношении прошлого, отказавшись проводить свои последние годы в бессмысленных сетованиях, что все могло бы сложиться иначе.

Глава 18. Смерть. О хорошем завершении хорошей жизни

Обычно старость считают несчастьем не из-за дряхлости и сопутствующих болезней, указывает Музоний, а из-за близкой смерти[312]. Но почему все – и стар и млад – так обеспокоены перспективой смерти? Некоторых страшит их загробная участь. Однако гораздо больше людей испуганы тем, что прожгли свою жизнь, то есть прожили ее, не обретя ничего по-настоящему ценного. Смерть лишает их последнего шанса на это.