«Ложь обнаружена! Свидтелями Михаиломъ О'Фланнаганомъ, эксвайромъ, изъ Фив-Пьента, а равно мистеромъ Снубъ-Рафертью — и мистеромъ Куллиганомъ изъ Вэтеръ-Стритта [1], подъ присягой установлено, что позорное увреніе мистера Марка Твэна, будто бы покойный ддъ нашего благороднаго представителя Блэнка I. Блэнка за разбой на большой дорог былъ повшенъ — оказывается совершенно вздорной, ни на чемъ не основанной ложью. Для людей порядочныхъ боле чмъ прискорбно видть, что, ради достиженія политическаго положенія, прибгаютъ къ столь безчестнымъ средствамъ, какъ оклеветаніе мирно спящихъ въ гробу и забрасываніе грязью ихъ незапятнанныхъ именъ. Когда мы вообразимъ себ то горе, какое должна была причинить эта подлая клевета невиннымъ родственникамъ и друзьямъ покойнаго, то почти не въ состояніи удержаться, чтобы не посовтовать возбужденнымъ и оскорбленнымъ обывателямъ потребовать у клеветника коллективнаго удовлетворенія, даже вн законнаго порядка. Но, нтъ! Предоставимъ его угрызеніямъ собственной преступной совсти. (Разумется, если бы возмущеніе взяло верхъ и толпа, въ слпой ярости, сама бы расправилась съ клеветникомъ, то, несомннно — ясно, что никакой законъ не могъ бы привлечь этихъ героевъ къ отвтственности и никакой судъ не ршился бы подвергнуть ихъ наказанію)».
Глубокомысленное заключеніе послдней фразы имло своимъ послдствіемъ то, что въ слдующую же ночь мн пришлось съ крайней поспшностью выскочить изъ постели и скрываться за кухонной дверью, въ то время, какъ «возмущенные и оскорбленные обыватели» сначала ругательски ругали меня на улиц, а затмъ, ворвавшись въ домъ, разломали въ дребезги мою мебель и оконныя рамы, и, уходя, захватили съ собой столько разныхъ моихъ вещей, сколько могли унести. И, тмъ не мене, положа руку на Евангеліе, я смю уврить, что никогда не клеветалъ на дда г. Блэнка и, даже больше, никогда до того дня ничего о немъ не слышалъ и ничего не говорилъ (кстати, долженъ замтить, что газета, помстившая вышеприведенную статью, титуловала меня съ этого времени не иначе какъ: «Твэнъ, поругатель мертвыхъ»).
Слдующая газетная статья, обратившая на себя мое вниманіе, была такого содержанія:
«Миленькій кандидатъ». Мистеръ Маркъ Твэнъ, который на вчерашнемъ митинг «независимыхъ» долженъ былъ произнести обличительную рчь, не явился къ назначенному времени. Телеграмма его врача объясняла, что черезъ него перехалъ какой-то экипажъ и причинилъ ему переломъ ноги въ двухъ мстахъ. Паціентъ ужасно страдаетъ и т. д. и т. д. цлая масса подобной же брехни. А «независимые» старались всми силами признать этотъ жалкій пуфъ за чистую правду, какъ будто бы не могли догадаться о дйствительной причин неявки этого отверженнаго существа, которое они называютъ своимъ представителемъ. Между тмъ, вчера вечеромъ видли, какъ нкій извъстный субъектъ, въ состояніи скотскаго опьяненія, карабкался въ дом мистера Твэна. Нравственная обязанность вынуждаетъ г. г. независимыхъ доказать, что этотъ оскотинившійся субъектъ не былъ самъ Маркъ Твэнъ. Наконецъ-то! Теперь мы имемъ случай, отъ котораго нельзя увернуться. Громовой гласъ народа вопрошаетъ: «Кто былъ этотъ скотъ?»
На первый взглядъ казалось невроятнымъ, совершенно невроятнымъ, чтобы мое имя могло стоять въ связи съ такимъ мерзкимъ подозрніемъ. Въ теченіе трехъ долгихъ лтъ я не прикасался ни къ вину, ни къ пиву, ни къ какому бы то ни было изъ крпкихъ напитковъ. (Для доказательства силы привычки я могу удостоврить, что остался совершенно равнодушнымъ, когда слдующій No этой газеты окрестилъ меня «Delirium-tremens-Твэнъ», — хотя и зналъ, что газета съ почтеннымъ постоянствомъ будетъ называть меня такъ до моей гробовой доски).
Въ это же время большую часть моего почтоваго ящика начали заполнять анонимныя письма. Обыкновенно они были слдующаго содержанія:
«Какъ это было съ той бдной женщиной, которая у васъ просила милостыни и которую вы избили ногами?
Поль При».
Или еще такъ:
«Вы продлывали вещи, которыя никому неизвстны, кром меня. Я вамъ совтую раскошелиться на пару долларовъ, а то придется вамъ услышать о —
Гэнди-Энди».
И все въ томъ же род. По желанію, я бы могъ продолжать цитаты, пока не надостъ читателю.
Вскор выдающійся листокъ республиканцевъ «изобличилъ» меня во взяточничеств en gros, а руководящій органъ демократовъ «точно установилъ фактъ» моей попытки избжать наказанія подкупомъ.
(Эти случаи доставили мн два новыхъ эпитета: «Твэнъ, грязный взяточникъ» и «Твэнъ, отвратительный подкупщикъ правосудія»).
Въ то же время крикъ «объ отвт» на вс ужасныя предъявленныя ко мн обвиненія сталъ пастолько силенъ, что редакторъ и вожаки моей партіи увряли, что дальнйшее молчаніе равнялось бы моей политической гибели. Какъ бы въ подкрпленіе такихъ рреній на слдующихъ же дняхъ появилось въ газетахъ воззваніе: