Радости Рая

Марта Гуттингс бросила свой дорогой чемодан, когда узнала, что серо-зеленая бабочка онкологической надежды Спонжа и раковая опухоль на поджелудочной железе, по имени Загна, отступили от нее, а она, значит, совсем по-другому ощутила свою жизнь, когда смерть и Загна стали совершенно отдельными от нее существами. Марта шла давно пройденными путями своей жизни, и вскоре пошла дорога ее юности, когда она еще не была замужем и не стала женою Гуттингса, — его Марта как-то совершенно незаметно пропустила, перемещаясь в обратном направлении жизни, — словно никакого Авессалома Гуттингса в ее судьбе и не было.

Наверное, имела место какая-то глубокая обида на него или даже чувство негодования за то, что супруг не верил в возможность ее чудесного исцеления, оставил ее наедине с раковой опухолью Загной, и все, что он сделал для умирающей жены (не веря в ее выздоровление) — это дал ей полный чемодан долларов и отправил на Филиппины к кудесникам, которые без ножа, с помощью одних только пальцев, проникали в тело человеческое и вытаскивали оттуда какие-то красные ошметки, похожие на куриные потроха. Возвращаясь к истокам своей жизни, Марта не простила скрытого предательства своего мужа, который отдал ее в полную власть Загны, а сам устранился от обреченной жены, сразу отдалился от нее на недосягаемое пространство — словно перескочил жить на другую звезду.

Теперь Марта вновь стала Александрой, Сашей Белоконь, студенткой художественного училища в Москве, ей было семнадцать лет, и между нею и мною ничто не стояло, не брезжило и не взгромождалось выше небес, как миражи пустынь, ибо мы оба встретились в системе Ла. Саша Белоконь уже ничего не помнила ни о своем имени Марта Гуттингс, ни о супруге-миллиардере Авессаломе Гуттингсе, ни об онкологической бабочке надежды Спонжа, у которой было волосатое синее брюхо Иглесиас, наводившее ужас и зверскую тошноту на Марту. Итак, Саша Белоконь забыла все, что с нею было в гравитационном мире, превратилась опять в Александру Белоконь и направилась вперед к своему изначалу. По этому направлению Саша Белоконь становилась все моложе и моложе — и однажды должна была вернуться к своему рождению и встретиться со своим ангелом-хранителем Сонцелеем, который когда-то сопровождал ее в тридцатилетний Futurum. Откуда она опять-таки вернулась к своему ангелу, совершенно забыв все, что случилось с нею в будущем.

Встретив Александру у врат ее рождения, ангел-хранитель Сонцелей повел ее далее по Ла-пространству, параллельному и зазеркальному гравитационному пространству Земли. На какой-то ее протяженности, пролетая вместе с Землей по круговой орбите вокруг Солнца, Саша Белоконь встретилась на своем пути с юношей, у которого на белом нежном лице пылали два пятна розового румянца. Юношу звали Юрием Ликстно, и он также был студентом того же художественного училища, где училась и Саша. Был новогодний вечер, дирекция разрешила студентам праздновать всю ночь до утра. В те годы танцевали еще в обнимку, тесно прижимаясь друг к другу, и постепенно парочки впадали в эротический транс, из которого было трудно выйти. Саша и Юрий находились в этом трансе до самого утра, а потом, не сговариваясь, покинули бал и вышли на свежее, белое, со светлеющим на глазах небом, заснеженное новогоднее утро.

Никто из них двоих тогда не знал, что такое Ла, да и вполне возможно, что оба до самой своей грядущей смерти и не слышали такого слова, только было им, семнадцатилетней и двадцатилетнему, немного тягостно на душе и опустошительно после продолжительного эротического транса. Оба они были еще телесно невинны — она в силу своего возраста, он по причине пылкой своей стеснительности, природной чистоты. Их невинность явилась причиной того, что, дойдя до станции метро «Чистые пруды», они, державшиеся за руки, вдруг оба разом отпустили судьбоносную руку другого, неповторимого во всех мирах, единственного среди неисчислимого сонма жителей Ла, откуда произошла их любовь — какою бы она ни была. Выпустив руки друг друга, Александра и Юрий пошли ко входу в ротонде станции с двух разных сторон. Обогнув ее, оказались у начала бульвара, где стоял советский памятник Александру Грибоедову, между которым и Сашей Белоконь ничего не было, но она не понимала его честного взгляда сквозь несуществующее пенсне, говорившего по-советски, решительно и лицемерно: служить бы рад, прислуживаться тошно.

Когда Юрий и Александра с двух разных сторон обогнули ротонду станции метро — они не увидели друг друга. И каждый из них не стал дожидаться, когда появится его, может быть, единственно верный спутник на всю единственную дорогу в жизни, до последующей смерти, — и сразу вошел в пружинившую тяжелую дверь с табличкой «Вход» и одиноко спустился в подземку. Метро только что открылось, и с двух сторон подошли первые поезда, на которых и разъехались Александра и Юрий по своим судьбам. Оба не захотели пойти вместе одной дорогою Ла.