Радуга 1

Чуть приоткрыв дверь, сторож пришел в неописуемое изумление: на полу на боку лежал Шурик, совсем недвижимый, как мертвый, телевизор показывал всякую муть, сопровождавшуюся руганью, матами, истерическим хохотом и отрывистыми словами, несущими явную угрозу. Вокруг телевизора был нарисован мелом круг, как в книге у Гоголя, а внутри этого круга бегали, прыгали, бесновались крысы, числом миллион. Они просто кишели, почему-то не в состоянии выбраться за очерченные пределы. «Я приду за тобой!» — пролаял телевизор, а Великанов бросился вниз, сел на стул и достал папиросу. Вообще-то в помещении курить не позволялось, но он, закусив конец своего «Беломорканала» фабрики Урицкого номер 2, забыл про это правило. Да он, похоже, забыл обо всем на свете, ни спички, ни зажигалку, он так и не достал.

В студии явно происходило что-то ужасное, не соответствующее планам этого очкастого парня, что почему-то сейчас опять валялся без чувств. Старший механик решился поступить иначе, как перекладывать ответственность на кого-то еще — звонить в милицию, на пульт, в скорую помощь или пожарку. Он подошел к щиту и обесточил всю студию одним ловким щелчком рубильника. Если его поступок в последствии сочтется неправильным, то ему было на это наплевать. Он решил, что только активным действием способен оказать влияние на ситуацию. Такую выучку дает морская служба, на горе ли, или на радость.

Снова поднявшись в студию, он застал Шурика делающим хитроумные пассы руками, полную темноту, разбавленную лишь светом из приоткрытой им двери, и полное наличие отсутствия всяких крыс, крысенышей и прочих разных мышек. Шурик, божившийся, что он не сатанист, не мент и не пришелец, был безмерно благодарен Великанову за его удачное и крайне своевременное вмешательство. В доказательство своей человеческой лояльности он подарил сторожу телевизор, что было действительно очень полезным подарком: можно было иной раз одним глазом глядеть, что же нам разрешено знать из творящегося в мире.

Они молча пили свой чай, у Шурика даже перестали нервно дрожать руки, по новостям показывали очередных бородатых хмырей, задержанных чуть ли не у Екатеринбурга. Похожий на глиста репортер спрашивал одного из них, что был с выражением глаз мула привязанного к забору.

— Как вам удалось проехать через всю святую Русь с грузовиком полным взрывчатки и оружия?

— Короче, нам помогали.

Репортер просто взвился, делая головой вихляющие движения:

— Кто вам помогал на святой Руси?

— Короче, люди с полосатыми палочками и погонами.

— Как это? — он очень удивился, спинным мозгом чуя, что интервью уходит на опасную дорогу, даже забыв добавить «святая Русь».

— Короче, им давали деньги, и они по рации связывались друг с другом, чтоб не задерживали.

Пошла реклама, даже не дав глисту представиться.

— Завтра этих кадров уже не будет, — сказал Великанов. — Ночью подобные накладки позволительны — все равно никто не смотрит. Святая Русь! Вот ведь слова в обиход ввели! А остальные что — прокляты? То-то и заметно, как всякая гайская шваль деньги гребет, по барабану за что! Тоже святые!

— Не смотрели бы Вы новости, ничего там нет разумного. Пользы — ноль, одни расстройства нервной системы, — сказал Шурик и глубоко вздохнул. — Хотя нет, сейчас-то как раз польза и есть — отвлеклись от действительности.

— Так и не скажешь, что это было? — отвернулся от экрана Великанов.

— Просто научный эксперимент, не более того. Феномен, никем не объясненный до сих пор, — ответил Шурик и поднялся. Вытянул вперед сначала одну, потом другую руку, убеждаясь, что вся дрожь прошла, и добавил. — Поеду, пожалуй, домой. Завтра в Питер мчаться, надо отдохнуть.

— А чего с царапинами-то делать будешь? Что жене скажешь? — тоже привстал Великанов.

Через лоб, нос и щеку тянулись четыре багровых следа, словно от чьей-то когтистой лапы, в размер с человеческую. Не было б очков, могло и глаз повредить, не дай бог. Шурик снял окуляры, протер их отворотом куртки, посмотрел в зеркало, висевшее у входа и осторожно потрогал рубцы указательным пальцем.

— Да, незадача, — сказал он, цыкнув языком. — Что тут сказать — производственная травма. Хорошо, очки не разбились. Настоящие, цейсовские, потому и остались целы.

— Скажет жена, девка тебе всю морду изукрасила, да еще напридумывает что, — покачал головой из стороны в сторону сторож.

— Ладно, как-нибудь разберемся. Мне ж врать не придется, дело житейское, авось образуется, — махнул рукой Шурик и выложил на стол тысячерублевую бумажку. — Пусть все сегодняшнее останется неизвестным никому, да и Вы позабудьте.

— Ладно, — кивнул головой Великанов и протянул на прощанье руку. — Бывай здоров, ученый.

В Питер Шурик выехал только после обеда, отдохнувший и обласканный женой. Она с верой отнеслась к «бандитским пулям», полоснувшим его по лицу, даже обработала какой-то чудодейственной бадягой, способствовавшей скорейшему заживлению. Большое впечатление на нее произвел портрет черепа.

— Этакая страсть, аж жуть, — сказала она. — Не знаю, как тебе удалось такое сотворить, но держать дома этот шедевр я не разрешу.