Радуга 1

Макс волею судьбы и по причине своей слабохарактерности оказался после окончания факультета тяжелого машиностроения Ленинградского Политехнического института в милиции. В родном Смоленске деваться больше было некуда, вот он и был принят на службу в ряды внутренних дел по настоянию родителей. Те были рады, пристроив единственное чадо на работу в столь тяжелое для страны переломное время. А уж как рад был Максимилиан! Еще в армии в незабвенной воинской части Украинского горда Ромны он заподозрил в себе стойкую неспособность к Уставу, приказам, воровству и издевательствам. Как бы посмеялись его армейские кореша, увидев его в дурацкой школе милиции, где ему присвоили почетное звание «лейтенант». Но он, как человек обязательный, стиснул зубы и каждый день ходил на службу, напялив на себя серый мундир: надо — так надо. Родители гордились сыном, который так и жил с ними: обзаводиться семьей и переезжать куда-то в отдельную жилплощадь, пусть даже общежитскую он не торопился.

Макс работал почему-то в отделе кадров, нес дежурства, ходил на совещания и как можно безболезненнее пытался избегать неформального общения с коллегами. Видимо, его академическое образование наложило вето на настоящую милицейскую работу с поимкой преступников, ночными засадами под косыми осенними дождями, перестрелками и самбистскими единоборствами против «жигановских» финок, возвращениями в казну государства украденных миллионов, «бандитскими пулями» из-за угла. Дальше папок с делами личного состава его не допускали, хотя он и сам старался никуда от своего отдела не удаляться.

Иногда, когда становилось очень погано от увиденного и услышанного в стенах их славного заведения, он мечтал, что после получения диплома не вернулся домой, а поехал куда-нибудь, например, в Тольятти. Работал бы там на автогиганте каким-нибудь мастером, в свободное от работы и недополученной вовремя зарплаты время занимался бы туризмом. Ходил бы по маршрутам, ночевал в палатке, встретил бы хорошую девушку Веру, женился бы и приобрел к свадьбе однокомнатную квартиру. А ко дню рождения дочки Катеньки поменял бы работу на более стабильную в немецкой кампании. Немецкий-то Макс знал отлично, проведя все сознательное детство в старой доброй ГДР. Эх, была бы жизнь!

Но природа естества не терпит условностей, поэтому он довольствовался тем, что есть: новыми погонами старшего лейтенанта за выслугу лет, кривыми ухмылками в лицо настоящих профессионалов и злобным шепотом в спину остальных прочих «коллег». Однажды случилось очередное дежурство, навевающее всегда воспоминания о былой армейской службе с нарядами по роте. Ничего особого, просто еще одна ночь вне дома, но именно в тот субботний вечер прапорщицко-сержантский состав, обозленный по причине загубленного выходного дня, устроил для себя развлечение. Кто-то из них ездил в патрулях по городу, кто-то реагировал на звонки граждан, разруливая бытовуху и мелкое хулиганство, но ближе к часу ночи они подтянулись к «управе». Улов в камеры предварительного заключения был вполне приличен: пьяные и трезвые граждане были вынуждены коротать эту ночь за решеткой.

Но крепким самоуверенным парням из патрульно-постовой службы было скучно. Они выпили полагающиеся по «закону» двести грамм водки на рыло и начали учить жизни незадачливых постояльцев казенного дома. Учеба, как известно, лучше усваивается, если ее вбивать через голову, почки, печень и прочие болевые точки. Макс к своему стыду научился не обращать внимание на подобные проявления лояльности органов правопорядка в отношении беспечного и наивного гражданского населения.

Но тут какому-то особо активному экзекутору из числа сержантов пришла на ум великолепная идея: пригласить разделить веселье дежурного старшего лейтенанта. Водка есть, закуска — тоже, студент пединститута прикован наручниками к решетке. Дубинка ждет крепкой руки.

— Эй, старлей, хватит читать литературу на враждебном языке! — широкомордый и плосколицый сержант с засученными рукавами, вошедший в дежурное помещение, казался почему-то бойцом «Галичины» в разгаре карательной операции. — Пошли с мужиками выпьем, а то сидишь тут, как неродной. Мы же все-таки — одна команда, мы — власть! Законная!

Макс отложил на стол немецкий детектив, которые он время от времени почитывал, чтоб не забыть язык, и посмотрел на вошедшего. Ему стало тошно.

— Сержант, вы свободны. Прошу покинуть дежурное помещение, — сказал он и снова взялся за книжку.

— Да ты чего, старлей! — сержант почему-то не спешил ретироваться. Ох, не напрасно он сюда явился! Рано или поздно репутация «кадровика» должна была сыграть против него если и не шутку, то вполне жесткий игровой период, а, может быть, еще и овертайм. — Ты что — брезгуешь нами? Да мы за тебя на «земле» кровь проливаем, пока ты тут книжки свои перелистываешь!

— Ну да, чужую кровь завсегда легче проливать и, даже, приятней! — ответил Макс, совершив явную ошибку: нельзя беседовать по-человечески с тем, кого презираешь. Невольно становишься с ним на одну ступеньку.