Мелкий опять залился своей брехней, не переставая вилять хвостом. Один из средних в энергичном темпе подбежал к человеку от своей лежки и заглянул снизу вверх в глаза.
— Проходи-проходи, — посторонился Суслов. Пес выбежал на- оперативный простор, чихнул и, мелко-мелко перебирая лапами, затрусил куда-то, не оборачиваясь.
— Попрошу остальных тоже с вещами на выход, — предложил- Шура, но больше никто не пожелал покинуть свое пристанище. Только мелкий выскочил на порог, облаял все в зоне видимости и юркнул обратно.
— Ладно, господа, тогда я сейчас войду в дом, включу на- полную громкость «Ain't Talkin' 'Bout Love» старого доброго Van Hallen — полетят клочки по закоулочкам. Остальным своим друзьям-собакам накажете близко не подходить к этому дому, где пытают гитарными запилами. Даже, чтобы территорию отметить.
Обычно человеческая речь действует успокаивающе на домашних животных, если, конечно, не орать, как бешеному, или цитировать ежегодное обращение к Правительству.
Но эти собаки, похоже, были настроены решительно: большие кобели ощерились, как волки позорные и пропускать Суслова к двери не собирались. Оставшийся средний, поняв, куда дело клонится, плюнул и, не прощаясь, ретировался. «Ну ее в пень, такую любовь. Чего, мало по деревням сук, что ли? Не сошелся, поди, на этой клином белый свет. А избушка — да родная конура уютней! Пусть себе бьются за свое место под солнцем, нас и так неплохо кормят», — подумалось псу, и он убежал к родному подворью, где можно валяться на крыше конуры, кушать не только помои и ждать открытия сезона охоты. Мелкий проводил своего былого товарища до дороги, но вернулся обратно. Встал за Сусловым и облаял своих более рослых корешей.
Конечно, правильнее всего было взять дубину и погнать поганцев вон, но вот ведь какая незадача — все пригодные для выселения собак средства где-то под снегом или в труднодоступных местах. К машине возвращаться не хотелось. Поэтому Шура пошел на собак, как тигролов на амурского тигра. Единственное отличие — охотник держит перед собой удобную и прочную рогатину, Суслов же выставил только руки. Одет он был достаточно подготовлено для рабочих моментов, то есть в комбинезон, рабочие сапоги с непродавливаемыми носками и рабочие кожаные рукавицы.
— Рокнролл, — сказал он. — Аолумб, — ответили собаки. — Битва характеризовалась скоротечностью, порванными штанами и то ли мертвым, то ли притворяющимся псом.
Сука скомандовала нападение, Шура словил одного на сапог, другого зацепил за загривок руками, третья щелкнула зубами и отступила. Метко пнутая под живот, собака очень быстро утратила интерес к поединку, полетела, переворачиваясь в воздухе, как топор, и принялась ожесточенно вылизываться после приземления. Наверно, решила, что испачкала свой чудесный мех, столкнувшись с сапогом. Другой пес недолго находился в руках Шуры, быстро скинутый в стенку. Издал совсем несобачий звук, наподобие «хэк» и остался лежать, отдыхая. А сука, подлая, одним ударом своих клыков порвала штанину. Ей бы щенков воспитывать, а она честным людям брюки рвет. Суслов слегка опечалился, снова схватил пса, валяющегося у стены за задние ноги и начал им, как клюшкой гонять прочее хвостатое воинство. Как Королева, Фламинго и Крикет.
Сука ретировалась быстро: поджала хвост, мстительно заскулила и убежала, проклиная про себя и обещая собрать все собачье воинство, чтоб позднее отметить здесь каждый колышек, каждую стену. Ощутивший на себе всю силу футбольного гнева пес долго не мог взять в толк, чего же от него требуется, зачем его посторонними собаками по мордам бьют. Наконец, кряхтя и стараясь держать задние ноги на ширине человеческих плеч, ушел и он.
Остался Шура с собакой на руках и мелкий, ходящий королем на задних лапах: он, без всякого сомнения, считал себя инициатором и победителем битвы. Большой пес так и не пришел в себя — что с ним дальше делать, Шура понятия не имел. Искусственное дыхание «рот в рот», точнее — «рот в пасть» он решительно отверг. Бегать с ней по деревне, пытаясь обнаружить хозяина, было не совсем разумно. Оставлять во дворе тоже негигиенично. Он быстро вскрыл дверь внутрь и выудил себе из кладовки лыжи с ботинками и палки.
Так они и пошли за дом в направлении к лесу: Суслов и две собаки. Одна — на руках, другая путалась под ногами. Перекинутый через плечо, на манер охотничьего трофея, пес ужасно вонял псиной. «Был бы это благородный олень, как с картинки про Робина Гуда, пах бы, наверно, олениной», — думал Шура, скользя по насту. Мелкий рядом радовался и облаивал любые встречные кусты. Мертвую, или жестоко контуженую собаку он оставил под самой ближайшей сосной. Если в лесу водятся волки, то они обязательно наведаются к столь примечательному дереву.
Словом, Шура Суслов был настоящим укротителем, так что не беспокоился, если бы в облюбованном им «месте для костра» были еще кто-то, из числа друзей человека. Или врагов, но небольших габаритных размеров.