Радуга

Рид был очевидцем взятия Зимнего дворца: никаких грабежей, никаких злодейств. Несколько позднее его самого поставили было к стенке, но описывал он этот случай чуть ли не с юмором: живо представляешь себе смущенных и растерянных красноармейцев, которые никак не могут решить, прикончить ли этого американского шпиона или вести его к начальству, как требовал сам арестованный. И совершенно великолепно — в этом сходились оба собеседника — он описывал отступление генерала Корнилова; господин Керенский заставил генерала вести свою армию на Петербург; но уверенное в победе войско Корнилова не выдержало контрудара мятежников — рабочих и жен рабочих, предводительствуемых какими-то неизвестными, которые в те ночи творили мировую историю. Генерал Клаус вытянул длинные ноги и обхватил сплетенными пальцами затылок, поросший коротко остриженными, светлыми с проседью волосами. Кому верить? Конрад фон Эллендт, опершись щекой на руку, задумчиво напомнил генералу об оголтелой пропаганде, поднятой теми же газетами четыре года назад в ответ на вторжение немцев в Бельгию. Что есть истина? Вот вопрос, который вновь и вновь задают себе люди в момент великих решений, начиная с сенатора и офицера, который два тысячелетия тому назад был военным губернатором Иерусалима. Неужели в словах этого Джона Рида в самом деле встает подлинный облик неграмотного русского народа, населяющего необозримые пространства царской империи? Идет ли этот народ вместе с теми, кто полон решимости дать ему хлеб и мир, землю и свободу? Верит ли народ своим вождям настолько, чтобы сохранить способность терпеть и бороться, столь свойственную русскому народу? Полагается ли он на добрую волю этих вождей или же начнет колебаться и бросит их, как только окажется, что из обещанного рая ничего не получилось?

По комнате летала жирная муха, привлеченная запахом вина, но отпугиваемая сигарным дымом. Собеседники следили за ней глазами.

— И эта вот не знает куда лететь, — иронически заметил Клаус. — Эпоха, в которую мы живем, бесспорно, самая занятная из всех известных человечеству. Если бы в верховном командовании одержали верх мои могущественные друзья, я вел бы теперь дивизию на Суассон или Амьен и плевать бы мне было на то, что назревает и тлеет в этой непроницаемой России.

— Вряд ли вы поступили бы целесообразно, генерал. Провидение ставит людей на места, соответствующие их дарованиям. Оно поступало бы расточительно, если бы действовало иначе. Природа всегда расточительна, зато дух или бог тем более целесообразно использует тех, в кого он вложил столь выдающиеся способности. Какие у вас вести с Украины? Мне кажется, что именно там мы могли бы добиться полной ясности и обрести твердую почву под ногами.

— Я вызвал сейчас для доклада Лиховского птенца, — заметил, уклоняясь от прямого ответа, Клаус. — Разрешите мне ответить на ваш вопрос в его присутствии. Таким образом нам не придется больше возвращаться к этой теме, а попутно мы еще решим, как нам быть с нашими картонными паяцами из Тарибы[24] и с Геммерле, который дергает их за веревочки. Видите ли, депутат Геммерле был у меня здесь раз пять или шесть. Мне он обязан всеми ценными сведениями о нашем военном положении, которыми он располагает, а теперь он вздумал совать нос в наши планы. Вот видите, именно в случае с Геммерле бог или дух заставляет нас усомниться в неизменной целесообразности своих действий. Впрочем, кто знает, может быть за католиков господь вообще не отвечает, об этом предоставляю судить вам. А может быть, он для нас, протестантов, больше старается. Не в обиду вам будь сказано, дорогой Эллендт, — добавил Клаус ласково, почти нежно, — с тех пор как мне посадили на шею в качестве офицера разведки баварского принца, мне все чаще приходится самому играть роль милого боженьки.

Конрад фон Эллендт принадлежал к верующим христианам, которые охотно преклоняются перед выдающимися людьми. В этих людях искра божия горит особенно ярко. Они получают отпущение грехов уже за одну свою одаренность, и им дозволяется отрицать на словах то, что они с несравненной силой утверждают своим существованием и своими делами.

Поэтому Эллендт снисходительно улыбнулся и вместе с другом посмеялся над бесплодными попытками короля Саксонии осуществить давнишнюю мечту — возложить на свою главу восточную корону. Да ведь Саксония не в состоянии обеспечить даже половины того количества чиновников, от высшего ранга до низшего, каких потребовало бы управление Литвой. Нет, ваше величество, так саксонскую проблему не решить. Саксонский принц на службе у Пруссии — это еще куда ни шло. Но аппарат управления и литовское войско останутся на веки вечные в руках Пруссии. Так и следует дать понять господину министру, на которого король Фридрих-Август возложил поручение позондировать почву в Вильно и который должен нанести визит и генералу Клаусу.