Радуга — дочь солнца

«…Весь этот день меня мучили предчувствия. Такое происходит со мною все чаще. Скорее всего, потому, что в этой огромной стране, среди лесов и болот, все мы чувствуем себя как-то неуверенно. Никто не знает, что с ним будет завтра. Говорят, что даже столицу русских со всех сторон окружают леса, которые кишат казаками и партизанами.

Вечером я решил пойти в буфет, чтобы выпить положенную мне чашку кофе. Там, как обычно, шел спор о том, кто чем будет заниматься в России после победы.

— Если не воскреснут Иваны, — сказал техник Гекманн.

Он уже выпил полбутылки вина и сидел в расстегнутом мундире. Этот Гекманн имел отвратительную привычку портить настроение товарищам. У него всегда в запасе острые словечки и двусмыслицы, и говорит он загадочно, что порой не сразу поймешь, что он имеет в виду. На этот раз я догадался, что он намекает на тех русских, которые сожгли несколько наших танков и на полдня задержали продвижение. Они все погибли («Не все, — подумал в этом месте Непряхин. — Я-то вот остался»), и их запретили трогать. Похоронная команда увезла только своих.

После слов Гекманна я решил подождать с кофе и выбрался на улицу. Я специально прошел мимо того места, где, по утверждению наших остряков, «шло вознесение на небо». Русские лежали все в тех же позах, и их штыки смотрели прямо на меня. Мне стало не по себе. Я быстро пошел назад, но страх не покидал меня; через несколько шагов я невольно оглянулся и сразу почувствовал, как у меня под ногами закачалась земля, а в следующее мгновение раздался страшный грохот и гигантский столб огня и дыма поднялся на том месте, где стоял дом, в котором мы жили. Пламя почему-то очень долго держалось в воздухе, и я видел, как багровые блики мечутся по лицам мертвецов и их оружию. Во всех домах той улицы, в конце которой я стоял, вылетели стекла. Я бежал по этим хрустевшим осколкам, и сверху на меня сыпались мелкие камни и какой-то мусор…»

5

— Неужели это письмо того фрица? — спросил Непряхин, недоверчиво глядя на профессора. — Настоящее?

— Да, — подтвердил Артамон Ильич. — Точный перевод с немецкого. Но есть и подлинник. И взрыв описан очень точно. Я разговаривал с очевидцами. Так все на самом деле и было. Двое суток потом саперы ковырялись в развалинах.

— Выходит, не зря.

— Не зря, — согласился профессор. — Более ста человек за одну секунду.

Непряхин закивал головой, давая понять, что теперь он в полной мере начинает постигать важность того памятного боя с танками, жестокого и неравного, а главное — без права на отход и спасение и поэтому казавшегося бессмысленным. Война, включая и этот бой, жила у него внутри помимо его воли; она не мешала ему, а лишь держала в однообразно-застывшем состоянии, направляя его поступки, желания, разговоры и даже чувства.