Радуга — дочь солнца

Гости пили молоко, щелкали фотоаппаратами и громко смеялись, видимо от удовольствия. Среди них выделялся полный бритый мужчина в темных квадратных очках и зеленой тирольской шляпе с петушиным (как определили деревенские) пером. Он ни на шаг не отходил от миловидной молодой девушки с рыжими волосами и разговаривал только с ней одной. На обратном пути они поотстали немного и остановились в бывшем барском саду, усевшись в тени старой груши. Рядом на большой поляне, где стоял когда-то барский особняк, местные ребята играли в футбол. Играли уже часа два, без перерыва, до полного изнеможения, решая, за неимением судей, спорные вопросы большинством голосов и криком. У левой штанги ворот, сделанных из кривых ольховых жердей, срубленных тут же на берегу речки, стоит вратарь Вовка Фирсов — маленький, черноглазый, с непокрытой стриженой головой. От нечего делать — мяч на той стороне поля — он прислушивается к разговору сидящих, но понять ничего не может: разговаривают не по-русски.

— Лимка! — зовет он защитника Леонида Дунаева, прозванного Марсианином за увлечение астрономией. — Послушай, Марсианин, о чем они говорят.

Дунаев прислушался. Мужчина говорил весело и увлеченно. Вот он вытянул руку и показал в сторону играющих.

— Говорят по-немецки, — после некоторого раздумья заключил Дунаев.

— А ты не понимаешь? — с надеждой спросил любопытный Вовка.

— Ты Сашке Бутусову скажи, он сразу разберет, — небрежно предложил Дунаев, давая этим понять, что если он сам и не знает языков, то это потому, что занят изучением других, более важных проблем.

— Смотри, смеются, несчастные, — ввернул Вовка любимое словечко. — У очкастого аж живот трясется.

— Ну и пусть смеются, тебе чего, — нахмурился Леонид.

— Это они оттого, что мы вместе с девчонками играем, — предположил Вовка. — Говорил, не надо в команду брать.

Вовка подумал и решил сделать исключение.

— Ну, Лидку ленинградскую еще можно, смотри, она Лешку Хаврошина обвела.

Не договорив, Вовка кинулся в ворота, а Леонид побежал навстречу мячу, стремительно катившемуся к воротам. Мяч вел Сашка Бутусов. Дунаев по опыту знал его коварные удары по воротам и заранее бросился наперехват. Бутусов вильнул в сторону и, крикнув: «Давай на ворота», — коротким пасом передал мяч Лиде Матвеевой, но она не успела ударить. Бутусов видел, как подлетел длинный Дунаев, за ним другие, и, поняв, что прорыв не удался, побежал назад, где среди множества ног, как загнанный зверек, бился мяч.

Сашка подоспел как раз в тот момент, когда Лида удачно вывернулась в сторону, и он с размаху столкнулся с девушкой, от чего страшно сконфузился и пробормотал, краснея:

— Чего на своих налетаешь?

Сашка не спеша вернулся на свою сторону. Но через минуту он уже мчался назад, разгоряченный и злой, увернулся от защитников и вырвался к самым воротам.

— Бей, Сашка, не водись, бей! — неистово заорали нападающие.

Не было случая, чтобы с такого расстояния, один на один с вратарем, Бутусов не забивал гол. Но на этот раз, как казалось ребятам, он непростительно мялся. Бутусова догнал запыхавшийся Дунаев. Сашка рванулся вбок и вдруг с силой ударил левой. Тяжелый, сырой мяч, не один раз побывавший в лужах, со свистом прошел мимо штанги и закрыл физиономию очкастого иностранца. На мгновение все замерли. Очкастый, лежа на спине, водил руками по лицу, отыскивая очки. У рыжей девушки округлились глаза и смешно сморщился маленький носик. Сашка посмотрел на них, сплюнул, вытирая со лба пот и нагнув голову, как делал всегда, когда забивал гол, быстро пошел с поля в заросший бузиной овражек, где был колодец с ключевой водой. Ребята потянулись за ним. Игра прекратилась.

У колодца напились воды, разлеглись под кустами бузины, крича и перебивая друг друга, начали обсуждать происшествие.

— А я говорю, нарочно ударил, — больше всех кипятился Лешка Хаврошин. — Что я, не видел? Чуть бы сунул правой — и мяч в воротах. А он развернулся, — Лешка вскочил, показывая, как бил Бутусов, — и как даст левой.

— Много ты понимаешь, правой-левой, — не соглашался Вовка Фирсов. — Ударь он правой, я бы обязательно взял. А он хотел в угол. Что я, его приемов не знаю?

— Интересно, кто бы это мог быть? — спросил кто-то из ребят, когда спорщики замолчали. Все повернулись к Бутусову, который только что оторвался от ручейка, вытекающего из-под гнилого сруба колодца.

— Немцы, кто еще будет, — сказал Сашка таким голосом, что у ребят возникло подозрение — их товарищ, пользующийся репутацией отчаянного сорванца, не случайно промахнулся по воротам.

Молчавший до сих пор Леонид Дунаев счел нужным разъяснить создавшееся положение:

— Возможен международный скандал, — авторитетно заявил он, оглядывая притихших ребят. — С немцами у нас мирный договор.

Бутусов не стал ждать, чем Марсианин кончит свою лекцию. Молча поднялся и опять пошел к колодцу, а напившись, назад не вернулся. Спустился по дну оврага к речке и медленно побрел берегом, сбивая подобранной палкой встречные лопухи.