Живая вода тишины обманула, обернулась мороком, раздавленная шлепками талого снега и сипом горящего дерева. Душной вонью, летящими хлопьями сажи. Умножающим крики эхом. Плохо одетые озлобленные люди садили бревном в трещащие ворота. Словно псы, грызущие кость, пробовали вывернуть наизнанку мельницу — вещь в себе, обращенную дверьми и оконцами внутрь двора, а глухими бревенчатыми задами к тем, кто ее пытался взять. Штурмующие старались на совесть, не давая роздыху. Ныли под бревном створы ворот. С азартным чавканьем вгрызались в дерево, разбрасывая щепу, топоры. Клацали тетивы. Стрелы сухо щелкали в палисад. Тлела с угла крытая дранкой крыша. А над всем этим трепетала, прядями свисая с елей, разодранная ведовская защита, и воздух дрожал от воя:
— Ведьм гаси-и!!
Этот порыв был страшен, но выучка и внезапность позволила отряду Ястреба взять верх. Его люди налетели со спины, лупя направо и налево плоскостью мечей, подкрепленные наведенным ведьмами ужасом. Нападающие в замешательстве разбежались.
— Откройте ворота! — закричала Соланж, зная, что враги вернутся.
Девочки внутри узнали ее, справились с тяжелым брусом, кинулись в слезах к нежданным защитникам.
— Что тут у вас? — спросила старшая ведьма сухо.
Одна из послушниц, плачущая, дрожащая, заговорила. Остальные судорожно вздыхали и всхлипывали, подтверждая ее рассказ. Безумие началось здесь около полудня. Первым делом рухнули сплетения. А потом на обезоруженный дом кинулись озверелые, жаждущие крови пришлецы. Крича, что это ведьмы виноваты. Что надо выжечь ведовское гнездо. Девочки заперлись внутри и держались, как умели. Лили со стен кипяток, пробовали отпугнуть выстрелами из охотничьих луков. Кому-то удавались и отгоняющие сплетения. Но огнем занялась крыша амбара, угол мельницы… Во дворе резко пахло прелой соломой, навозом, копотью, от горького дыма першило в горле. Савва заорал с палисада:
— Идут!!
И пошла круговерть: хаканье, вой, таран, колотящий в подпертые бревнами ворота.
Желваки играли на щеках Ястреба, он чувствовал истекающее время и отдал приказ стрелять на поражение.
Несколько в вывернутых для страха наружу кожухах легли под стеной. Другие откатились. Выпустили в бессильной ярости с десяток стрел. Те увязли в частоколе, закачались серым оперением.
— Мы — к Терему…
— Не оставляйте нас!
— Тихо! — рявкнула Соланж. — Перестаньте носиться безголовыми курицами.
Так и стояло перед глазами: нарезает круги по двору безголовая курица, еще не понимая, что мертва, разбрызгивая липкую кровь… Государыня!
Очень быстро темнело. Девочки зажгли смоляные походни по углам стен.
— Хаген, — подозвал Ястреб. — Вы здесь. Ждите. Мы вчетвером проскочим.
Бургомистр ощутил нешутейный страх. Он уже привык за этот день полагаться на пограничника и его решения, чувствовать себя защищенным. Пересохшими губами выдавил:
— Да.
— Я с вами, — вмешалась Соланж. — Не найдете дороги.
— Хорошо.
— Храни вас Берегиня…
Пограничники растворились в углу двора, неслышными тенями перескочили ограду. Соланж, подобрав юбки, как молоденькая, сиганула за ними.
— Ты знаешь? Ивка здесь ночевала!
— Везде она несет смерть.
— Не говори так, — Соланж припомнила, как осматривала тело Ольги, жены Ястреба. Оно было еще теплым, податливым. Перед тем, как умереть, Ольга надела самое красивое платье, а лиловый след на шее прятал высокий воротник… и лицо того же зыбкого цвета… сизое, распухшее, язык наружу. Если бы она могла себя такой увидеть, едва ли бы стала вешаться. И — теперь ведьме отчетливо вспомнился блеск в глазах невестки Крадок. Тогда Соланж решила, что это слезы…
За Ястребом трудно было угнаться. Да и годы взяли свое. Ведьма стала отставать, утопая в рыхлом снегу; тяжело, со свистом дышала. Лэти с Тумашем взяли ее в четыре руки, поволокли под локти через сугробы.
— Вот сюда, за рябинник… — Соланж крутила головой. Носительницы дара хорошо видят в темноте, но сегодня темнота оказалась какой-то слишком темной, глаз застревал в ней, как в черничном варенье. На выходе из леса ветер сыпанул в лица смешанную с пылью снежную крупку, оцарапал кожу, заставил жмуриться. Соланж замерла. Ветер тут же дернул намотанный на голову платок.
— Снег?!
— Так зима, — отозвался хмурый пограничник, кажется, Тумаш? Еще пальцы у него кривые…
— Здесь никогда… — голос Соланж все же сорвался. Она столько раз крепилась за этот день, но зима в золотом лесу Берегини противоречила самому порядку вещей.
— Дальше куда? — вклинился Ястреб в ее растерянные мысли.
— Под горку, мимо святилища Темной Луны… — Соланж говорила медленно, точно выползала из трясины. — Там рядом… если покажется.
— Кто?
— «Что». Терем.