Радуга Над Теокалли

— У меня хорошие осведомители. Я даже знаю, почему тебя отправили на теокалли — это был заговор против тебя и правителя Коацаока, — Иш-Чель упорно молчала, а он, не дождавшись ответа, ещё более рассерженный, продолжил — Его не было рядом с тобой тогда, нет его и сейчас. Неужели ты до сих пор не поняла, что я единственный, кто может тебя спасти?..

— Но ценой, которая меня не устраивает, — ее оглушили слова Амантлана. Вот в чем дело, значит, слухи о заговоре имели место, и Кинич-Ахава ни при каких обстоятельствах не смог бы ее спасти. Получается он не виноват в случившемся? Тогда это многое объясняет!

— Женщина, забудь о своей прошлой жизни, её нельзя вернуть, посмотри на все это со стороны… Тебе крупно повезло, что ты попала именно ко мне в дом…

— Я все это уже слышала. Я не лягу в твою постель добровольно.

— Согласен. Обстоятельства вынудят тебя, — широкая улыбка осветила лицо мужчины, но тут же была испорчена гневом женщины:

— Ты просто… похотливый пес!

— Ну — ну, глупая индюшка, сохраняй верность тому, кто тебя предал!

— Он спасал город!

— Город?.. А как же ты, твоя любовь. И город, напомни мне, что с ним стало?.. Отдать свою женщину на растерзание жрецам ради города, а… как потом с этим жить?! — Амантлан грубо встряхнул Иш-Чель за плечи и заставил её смотреть ему прямо в глаза, которые горели и злостью, и болью, но губы уже кривила насмешливая улыбка:

— За свое нужно драться! — руки его ослабили силу, а голос перешел во вкрадчивый шепот, нежное поглаживание напряженных плеч дарило теплую ласку, — Ты называешь это любовью? Нет, это предательство, женщина…

Он упоенно вдыхал пряный запах её волос, продолжая держать в своих крепких руках. Наклонив голову, сделал слабую попытку найти губы. Иш-Чель резко дернулась и вырвалась, гордо вскинув голову:

— Я не изменю своего решения!

— Угу, я же говорю, что ты — глупая индюшка! Ты уже мертва, давно мертва для него… может быть он уже даже женился на другой. Говорят он сейчас у сапотеков в Митле… — Амантлан пожал плечами, ему страшно надоело с ней спорить, а ещё больше он хотел спать. Иш-Чель даже и сообразить не успела, как ее хозяин повалился на свою постель и мирно засопел, впав в глубокий хмельной сон.

Иш-Чель тихо вышла и прошла на половину, где размещались рабы. Они все мирно спали. Только тихая жаркая ночь была ее подругой и собеседницей, пока она не забылась тяжелым сном, свернувшись на жесткой подстилке, вспоминая о красочных обещаниях Амантлана. Только глубокая ненависть к нему останавливала её от решительного шага сделать выбор в его пользу. Амантлан ошибался, если считал, что её удерживала любовь к Кинич-Ахава. То, что она для него мертва, и их дороги разошлись навсегда, это она знала, но ей просто страшно хотелось домой. И обида, недоумение по поводу предательства мужа отступали. Он не предавал ее, он не мог поступить иначе! Он защищал город, свой народ. Просто это заговор. Если бы она смогла пообщаться со своей богиней, увидеть все, понять, что произошло, как поступить. Но прошло много времени, а дар входить в потусторонний мир все не восстанавливался. Она не могла пробиться через невидимую стену, которая постоянно возникала, стоило ей сделать попытку войти в транс.

Утро не принесло облегчения и не рассеяло её сомнений. Вопрос о том, что с ней будет, оставался открытым. Его нужно было решать. Иш-Чель понимала, что Совет старейшин Теночтитлана не допустит, чтобы она находилась в доме Амантлана как простая рабыня. Едва только станет известно, кто она — ее заберут. Хозяин был прав, ей необходимо покровительство могущественного человека, но даже оно ее не спасет. Ей нужно войти в семью своих врагов полноправным членом, тогда их с ребенком защитит закон. Ребенок!.. Ее хозяин ничего не знал о ребенке! Ацтек никогда не притронется к своей жене, вынашивающей ребенка, пока малышу не исполнится пять лет, так гласил один из законов страны Анауак! Поэтому многие знатные люди имели по несколько жен. Да, возможно в этом будет выход из создавшегося положения, но как использовать то, что она знает?!

Если она ему уступит и станет его наложницей, ожидающей ребенка, то это уже какой — никакой, но сдвиг в лучшую сторону. Однако ей противна была сама мысль о том, чтобы разделить с Амантланом постель, тут мелькнула мысль, что этим она может ему отомстить, пусть думает, что это его ребенок! Тогда у малыша будет все!.. А, что всё? 0н станет ацтеком, будет презрительно относиться к своей матери, которую подняли со дна ямы, нет, на это она не пойдет! Тем более, когда ребенок вырастет, то обагрит руки в крови своих кровных братьев — майя. Но должен же быть выход!

"Спокойно!" — приказала она себе, — "Я должна все хорошо обдумать. У меня есть еще время".