Радуга над Теокалли (СИ)

Коацаокцы замешкались и с ужасом поняли, что теперь резни не избежать. А мешики пытались сообразить, какие выгоды это им принесёт и не является ли всё делом рук их предводителя, умеющего применять подобные военные хитрости.

Многие воины не скрывали нетерпения, поворачивали головы в сторону Амантлана, чтобы увидеть сигнал к наступлению. Напряжение нарастало.

Несколько отрядов молодых орлов, отбросив всякую осторожность, поддались внутреннему голосу, призывавшему завоёвывать славу и почести, ринулись на врага, который оказался без руководителя, а потому напоминал, скорее, разрозненную толпу, чем организованное и боеспособное войско, способное отразить малочисленный натиск.

Майя не могли решить: защищать им выкуп или отступать к стенам города, где призывно чернели распахнутые ворота (кому же это пришло в голову?!). Наконец, какое-то подобие порядка им удалось организовать, и майя издали клич, который должен был привести в чувство и встряхнуть растерявшихся, но не успели ещё последние, самые нерасторопные воины встать в боевой порядок, как стоявший неподвижно Амантлан резко взмахнул рукой в направлении города. Тут же воющие мешики разделились и обрушились на малочисленных противников. Левая лавина практически моментально смяла защитников выкупа. Правая быстрым маршем ринулась к городским воротам, которые по-прежнему были раскрыты.

Крах войска Коацаока стал очевиден. Едва мешики приблизились к стенам города, навстречу им выбежали воины и ремесленники, среди которых нёсся Кинич-Ахава. Шум в голове заглушался дикой злостью. Совсем недавно он пришёл в себя и узнал, что кто-то спровоцировал срыв переговоров.

Авангард захватчиков и защитники города буквально сшиблись. Всюду слышались крики, страшный треск проломленных черепов, хруст костей – это работали боевые палицы мешиков. Кровь обильно заливала тела убитых и утоптанную землю. Сражаться приходилось, спотыкаясь о поверженных и раненых.

Темнота скрывала огромные потери, которые несли обе стороны. Раненые не молили о пощаде, главным было удержать подходы к воротам, пока их кто-нибудь наконец закроет. У входа в город начала расти насыпь из человеческих тел, где смешались и мёртвые и живые, где невозможно было отличить мешика от майя, а наверху шёл жестокий последний бой личной охраны.

Кинич-Ахава не чувствовал усталости, только злая мысль, что с таким малым отрядом ему не удержать городские ворота, и он зря погубит людей, надоедливо билась в мозгу.

Раздался громкий рёв мешиков:

Посреди равнин

Наше сердце жаждет смерти,

От обсидианового ножа.

Жаждет наше сердце смерти,

Смерти на войне!

Сражение на подступах превращалось в жертвоприношение богам Анауака, имена их все чаще выкрикивались нападавшими. Инстинкт самосохранения у коацаокцев взял верх и заставил действовать решительно.

– Уходим в лес! – крикнул Кинич-Ахава что есть мочи. Сражавшиеся медленно, а затемвсё быстреенаращивая темп продвижения буквально проскользнули между городской стеной, за которой уже слышались громкие причитания жителей, подвергшихся нападению и грабежу, и горой трупов, гдевсего несколько мгновений назадони ещёбились за жизнь своих близких.

Отряд Кинич-Ахава был слишком мал и не представлял угрозы для захватчиков, поэтому воины-ягуары не преследовали беглецов. К тому жепотоки прохладной воды внезапно обрушились долгожданным дождём на опустевшее поле битвы.

Сражение перекинулось за стены города, теперь бой шёл в каждом доме, но побеждённым не на что было рассчитывать: нападавшие оставляли в живых только молодых девушек и юношей, которые могли бы выдержать долгий путь в страну Анауак.

Не жаловали мешики и семьи, получившие охранные пластинки от Халаке-Ахава, всех сопротивляющихся захватчики безжалостно вырезали.

Предводитель отрядов Амантлан шёл по центральной улице города и вёл себя как хозяин в своём поместье. Направлялся он к дворцу халач-виника, единственному зданию в Коацаоке, из окон которого не вырывались языки пламени.

– Прекратите жечь город! – недовольно бросил победитель, понимая, что многим придётся ночевать под дождём. Но дело было сделано, и дым стлался по каменным плитам мостовой захваченного города. Он мешал дышать и вынудил мешиков убраться из Коацаока до утра.

* * *

Дождь помог некоторым жителям. Они вовремя услышали шум в центральной части и предпочли воспользоваться шансом для спасения себя и своего добра. Под покровом ночи и дождя, подаренного им богами, горожане правильно рассчитали – они смогут беспрепятственно покинуть город через тайные лазы.

Среди беглецов, пробирающихся вглубь леса, уверенным шагом следовала Уичаа. Именно её охранники расчищали лесные завалы и подгоняли отстающих беженцев. На вопрос, куда же они идут, она с уверенностью отвечала:

– Домой! Митла даст нам кров! – а про себя, приложив руку к сердцу, Уичаа добавляла:"И мой сын направится туда… У него нет другой дороги…"