Радуга в сердце

Минут через пять в свете жёлтого подъездного фонаря вырисовывается знакомая фигурка в коротенькой косухе, узких джинсах и на нереальной высоты каблуках.

Тут же прекращаю измываться над вестибулярным аппаратом и, соскочив на ходу с вертушки, мчу навстречу своей новой любви.

От Дианки, от улыбки её, глаз не отвести, и я сразу забываю нашу утреннюю размолвку. Подхожу ближе, оглядывая красотку с головы до ног. Останавливаюсь в метре и молчу.

Дианка явно теряется, потому что я, в отличие от неё, абсолютно серьёзен.

– Что? – наконец, не выдерживает она, и, спустившись с приступка, делает два маленьких неуверенных шага.

Мы оказываемся лицом к лицу, правда она чуть выше. Задерживаю взгляд на её манящих губах – и она тут же срывается, а эти губы врезаются в мои. Мне больно из-за носа, но в то же время очуметь как кайфово.

Со стороны мы, вероятно, выглядим, как два голодных зверя, решивших друг друга сожрать. Прибиваю её спиной к стене, практически вминаю в неё всем телом. От страсти нам нечем дышать, и, забыв, где находимся, мы едва ли не тр***ся через одежду.

Нас на миг отрезвляет пиликанье домофона. Отлипаем друг от друга, делаем вид, что приличные, подавляя смешки, здороваемся с какой подозрительно таращащейся нас тёткой и ныряем внутрь, чтоб продолжать…

Мы не умные, не пуганые, не предусмотрительные и неудержимые. Но зато нам точно будет, что вспомнить.

**

Я возвращаюсь в приподнятом настроении. Забыв обо всех неприятностях, не чувствуя своей вечной попутчицы – боли. В эту ночь я даже сплю, как убитый, и в итоге опаздываю на урок английского.

К счастью, Ли с дядей Во дрыхнут даже дольше, и нам удаётся друг друга избежать.

Вторым у нас русский, и Ольга Николаевна уже поджидает меня у входа в класс. Правда, сама прикидывается, что треплется с какой-то тёткой.

– Иванов! – вскрикивает она на моё тихое «здрасти».

И по её бешеному взгляду сразу понятно, что что-то здесь не так.

– Что с тобой случилось опять?!

Мать его… Я догадывался, что удар Вована мог как-то отразиться на моём ангельском лике. И ещё вчера заметил, что под глазом намечается синяк. Но сегодня с утра любоваться на себя было некогда, я даже зубы чистил на скаку, одеваясь, и потому как сейчас выгляжу, для меня пока загадка.

Но классная, похоже, с минуты на минуту просветит.

– Я это… – мычу я, пытаясь завести свою адскую машину под названием «генератор мысли».

Но машина не заводится, а у Ольги вот-вот задёргается глаз.

– Ты ударился, – то ли утвердительно, то ли вопросительно произносит она, и я начинаю кивать, ловя на лету подсказки. – Ты ударился сам, и никто в этом не виноват… И ничего нам с Тамарой Алексеевной рассказать ты, конечно, не хочешь…

С новым кивком я шёпотом здороваюсь со сканирующей меня взглядом высокой худощавой женщиной лет пятидесяти.

– Может хватит, Иванов?! – внезапно меняет тон Ольга. – В то, что ты упал, наступил на грабли или снова ударился о кран, я не поверю. Почему тебя не было на первом уроке?

– Извините, Ольга Николавна, – вклинивается свидетельница расправы, приложив ладонь к её плечу, – мне пора идти. Пусть тогда зайдёт после уроков, я буду ждать.

Понимаю, что это обо мне и кошусь недоверчиво, а она фальшиво мне улыбается.

– Конечно, Тамара Алексевна, не могу вас задерживать, – отпускает Ольга. – А ты, Иванов, зайдёшь к Тамаре Алексеевне после уроков.

– А кто это? – спрашиваю, рассеянно озираясь.

Мимо сочится толпа народа, и несколько пар глаз прилипает ко мне взорами, выражающими смесь омерзения и ужаса.

– Тамара Алексеевна – это наш школьный психолог. Она просто побеседует с тобой, ты не переживай.

– Кто? – переспрашиваю я, и тут нас прерывает разразившийся хриплым воем звонок.

– Потом, потом, урок, – убегает классуха, подгоняя нетерпеливым жестом только воздух.

Без энтузиазма вхожу в класс. Сидящий на парте Никольский разворачивается и, как обычно, присвистнув, делает мне комплимент. Говорит, что с каждым разом я выгляжу всё лучше и лучше. Нахожу большие глаза Дианки, та хмурится – похоже вчера, в тусклом свете у подъезда и в лифте она так не успела ничего разглядеть.

Падаю рядом с Аней, которая, как ни странно, тоже на меня пялится, и чувствую скованность, но всё-таки выдавливаю из себя «привет».

– Привет, – тихо произносит она, и от этого голоса у меня снова мурашки по коже.

Урок проходит ровно, Ольга меня не трогает. Хотя время от времени ловлю на себе её взгляд, то ли участливый, то ли осуждающий. Под конец не везёт Дианке, училка вызывает её к доске. Я, с одной стороны, ей сочувствую, а с другой – рад созерцать её хорошенькие ножки и всё остальное самым непредосудительным на то способом.

Дианка путается в суффиксах прилагательных, и я подсказываю ей жестами рук – приподнимаю один или два пальца по количеству букв «н», поглядывая, чтобы Ольга не заметила. В итоге красотка получает «отлично», одаривает меня благодарной улыбкой и, вернувшись на место, украдкой шлёт воздушный поцелуй.