Радуга взаимности

Он все говорил и говорил, Олеся уже не понимала смысла слов. Она смотрела на него во все глаза. Он ли это? Сколько лет прошло, когда она видела его вот так, на школьном дворе? Ее ли учитель это был? Безупречно одетый, в элегантном темно-сером костюме, вероятно, сшитым на заказ (так хорошо он на нем сидел), директор спокойным, уравновешенным голосом приветствовал собравшихся, казалось, никто и ничто не может сбить этого человека с толку, увести с намеченного пути. Он не просто твердо стоял на ногах, он врастал в эту землю, пуская корни, но в то же время мог разом взлететь, если вдруг появится такая необходимость. Он ли называл ее Олесенькой? Глядя на этого самоуверенного и в некотором роде надменного мужчину, Олеся не узнавала в нем своего ПалИваныча. Это был Павел Иванович Козаренко, директор школы, смотревший вдаль отчужденным, строгим и безапелляционным взглядом и понимающий, что ему все по плечу. Он оценивающе пробежался глазами по толпе, не заметив Олесю. И не нужно ей это было, она невольно, несознательно спряталась от этого обдающего холодом взора за родную Сашину спину, так и простояв до конца линейки.

Радостные дети помахали родителям с крыльца школы и скрылись за дверью. Эпицентр веселья переместился в коридоры и классы, и звенящие ручейки детей потекли «по тихим школьным этажам». Двор опустел, чтобы вновь ожить через два часа, когда юные школьники выскочат навстречу мамам на улицу после первых в своей жизни уроков.

На глазах Олеси стояли слезы. Какими они были, почему вдруг возникли, она не могла понять. То ли это были слезы умиления, ведь ее дочь сегодня пошла в первый класс, в ее школу, то ли ностальгия по прошлому – по сумасшедшему и задорному 11 «Б», то ли разочарование от недавнего любовного эпизода, так больно ранившего и без того беспокойное сердце. «Олеся, Олеся, вероятно тебе привиделись все эти нежные письма. Либо попали они к тебе из прошлого, может быть, из параллельной реальности. Этот человек не мог писать такие письма. Его сердце состоит из камня, а, возможно, и нет его вовсе, сердца этого, – Олеся размышляла по дороге домой, – пей свои таблетки и выкинь его из головы раз и навсегда».

– Олесь, давай ты сходишь заберешь Юлю, а мы с Димой гулять пойдем, а? – голос Саши вырвал Олесю из тяжелых раздумий, – смотри какие тучи, дождь, наверное, все-таки пойдет, хочется успеть выгулять дневную норму.

– Да, хорошо, я немного с вами погуляю, а потом в школу вернусь. Помнишь, Юля просила покататься на речном трамвайчике? Только, если дождь будет, какой уж тут трамвайчик, – засомневалась Олеся.

– Так она хотела не просто трамвайчик, а еще и с прохождением шлюзов, – вспомнил Саша.

– Не-не, со шлюзованием точно не поедем. Холодно и долго, Дима простыть может.

– Да… Зато как интересно! – Саша заулыбался.

– Да уж. Я-то знаю, чья это идея на самом деле! Но лучше в другой раз. Еще будут теплые дни, успеем.

Матвеевы вернулись домой, Саша взял детский велосипед и вместе с Димой отправился в парк. Олеся хотела было приготовить ужин заранее – а вдруг дождя все-таки не будет, и они смогут организовать водную прогулку, но передумала. Посмотрела на себя в зеркало, поправила макияж, обулась и пошла обратно в школу.

Состояние ее было возбужденное и решительное, поток мыслей рваный и непредсказуемый. «Я спрошу, почему он мне не ответил, что все это значит, почему он опять меня оттолкнул, что происходит, в конце концов! Я должна это знать, – Олеся шла быстрым шагом по дороге в школу, – стоп… Не могу же я выяснять личные отношения в рабочем кабинете? Он, конечно, козел, каких еще поискать, но намеренно вредить я не буду, вдруг кто услышит наш разговор, зачем создавать проблемы человеку? Однако я хочу с ним поговорить… И он совсем не думал, что создает проблемы мне. Но я это я, я не могу ему мешать, ведь я люблю его. А он? А он нет. Все ж мне нужно, очень нужно его видеть, иначе я внутренне взорвусь от этих эмоций. Что же делать?». Олеся села на ближайшую лавку и по щеке скатилась первая слеза. «Нельзя, нельзя плакать, но что ты опять, – внутренний диалог не прекращался, – но и к нему идти нельзя, ведь ему все равно, совершенно все равно, что ты чувствуешь». Олеся вернулась домой, села за компьютер и отдала все эмоции электронному письму. Что ж, вероятно, это был единственный выход.