Радужная Нить

Таким образом, полдень застал нас троих в раздумьях, сидящими в тени какой-то стены из неотёсанного камня и вдыхающими «аромат» мусорной кучи. Их, как мне показалось, никто никогда не убирал. Или это после ярмарки? В грудах отбросов, вываленных на каждом шагу, рылись крысы, чайки и те из кошек, что предпочитали разорение помоек честной охоте. Впрочем, некоторые всё-таки оправдывали своё предназначение. На моих глазах рыжий котёнок придушил крысу размером больше себя самого, отважно прыгнув на неё откуда-то со стены.

— Маленький, а боевой, — одобрительно произнёс я. С недавних пор крысы вызывали у меня особую неприязнь.

Тот будто понял, что слова обращены к нему. Волоча подрагивающую тушку, зверёк приблизился к нам, оставил добычу пылиться на земле и забрался ко мне на колени. "Только кошки умеют ластиться, не теряя собственного достоинства", — подумал я, оглаживая выгнутую дугой спинку.

— Глядите, чтобы зацепок не оставил, Хитэёми-сама, — предупредила Коюки, неодобрительно взирая на то, как охотник топчется по подарку Химэ и в мгновения особого удовольствия впивается когтями в синий шёлк. Что лично мне особого удовольствия не доставляло, но иногда можно и потерпеть. Хотя одежду, конечно, жалко.

"Одежду, в крайнем случае, можно продать…" — вспомнились мне слова неизвестного парня, старшего сына Сайко, имя которого, к сожалению, вылетело из моей головы.

А это мысль!

— Как вы думаете, — я встал, передавая котёнка девушке, и расправил драгоценную ткань, — сколько влиятельная госпожа О-Таю даст за платье, которому нет равных на всём белом свете? Если его отстирать и выгладить…

На следующее утро глава торгового квартала Мэскэ, которому мы пообещали половину дохода от сделки, одышливо покрикивал на гребцов, направляющих богато украшенную лодку к неприветливым скалам Ивы. Крепыш лет пятидесяти с пузом, навевающим мысли об очень плотных обедах, вызвался нас сопровождать и даже снабдил меня сменным платьем. Косодэ в качестве верхней одежды, разумеется, не придавало благородства, но было чистым.

— Жалко! Всё-таки, подарок! — твердила Коюки, прощально лаская волшебный шёлк, выстиранный и отглаженный слой за слоем. Даже простой сокутай стоит немалых денег. Занятно было наблюдать за лицом торговца, когда он, стараясь не выказывать восхищения тонкостью работы, искал швы, которых не было…

— Жалко, но время дороже, — терпеливо повторял я.

Предшествующая ночь прошла относительно мирно: Фуурин, немного поразмяв крылышки, вернулся и до зари караулил наш сон. Однако спокойствия тот не принёс. Хотелось расспросить Ю о стольких вещах, а того будто волной смыло, и весьма некстати. Навязчивые видения возвращались к Старшому, стоило только погрузиться в дрёму. Я стонал и метался на футоне, девушка тормошила меня, и лишь под утро мы сомкнули глаза.

Но ещё задолго до рассвета состоялся примечательный разговор.

Разбуженный Коюки в первый раз, я некоторое время соображал, где нахожусь, что происходит и куда подевался труп. Кто-то гладил меня по волосам, из тёмного угла немигающе пялились янтарные глазища.

— Хитэёми-сама, это я, Коюки, — шепнула девушка. Порывисто выдохнув, когда кошмар отпустил, я сел на футоне, опасаясь смеживать веки. Плохо без Ю…

Наверно, я ещё не окончательно проснулся и сказал об этом вслух. Пальцы, перебирающие мои взмокшие волосы, замерли, их обладательница отстранилась. Через раздвинутые сёдзи в комнату проникал тусклый рассеянный свет. Проморгавшись, я увидел очертания её тела и то, как она села рядом, сложив руки на коленях.

Желая исправить оплошность — девушка утешала меня, как умела, а вместо благодарности получила сравнение не в свою пользу — я поведал о схватке под водой.

— Да, он желал моей гибели, — добавил я, когда она решилась что-то сказать. — Защищался, и считаю, что поступил правильно. Дело не в этом!

— А в чём? — слушательница склонила голову.

— Наверно, в том, что я больше никогда не буду чистым. Это трудно объяснить…

— Не надо, — остановила меня она. — Уж я-то знаю. Хитэёми-сама, вы были со мной откровенны, позвольте же мне ответить взаимностью! Если вас не затруднит…

— Нисколько. И простите, что вёл себя как тугоухий! Вы несколько раз пытались объясниться…

— Да и сейчас пытаюсь…

— О, я неисправим! Но теперь — весь внимание!

— Если покаяние моё задержалось, то не по вашей вине, господин Хитэёми. Причина в том, что я не знала, с чего начать — не знала тогда, как не представляю и сейчас. Поэтому рассказ получится слегка непоследовательным. Также хотелось бы скрыть некоторые подробности, не имеющие касательства к делу. Лучше утаить их, чтобы не было искушения солгать. Обманывать так легко…