Радужные листики

— Ну да, — поддержала Маша, — оказывается, что когда есть совесть, это не всегда и не всем одинаково полезно.

Василий поднялся и тут же схватился за Машу, подогнув одну ногу. Стоять нормально у него не получалось. Когда кроссовок сняли, оказалось, что голеностоп распух.

— Ну вот, подвернул, — сказал мальчик с грустью, — теперь на пляж не получится.

— Ну и что, убежит он от нас что ли, — возразила Маша, — тебе сейчас не пляж, а доктор нужен. Садись ко мне на багажник, а велосипед рядом поедет, только держи его покрепче.

Вот так, спеша, но всё равно двигаясь медленно, они покатили обратно. Маша очень сильно переживала, как бы опять у Василия не случилось заражения крови, как бы опять он не попал в больницу, что с рукой, что с ногой, как лечить. Она изо всех сил налегала на педали, но сидящий на багажнике мальчик, да и ещё вихляющий рядом велосипед, который он держал одной рукой, сильно ограничивали её скорость.

«Вот тебе и накупались, — подумала Маша, — и всё из–за такой пустяковой конструкции. Зачем производить вещь, от которой можно травмироваться. У них там что, совсем головы нет? Наверняка ведь целое конструкторское бюро велосипед разрабатывало, умные дяди и тёти много дней и ночей придумывали. Допридумывались. Нет, пускать пыль в глаза у нас умеют, и умников — как этой пыли, а вот умных решений — увы — пылинки. От того и пылятся большинство в своих исследовательских институтах, занимаясь бесполезными вещами, вместо того, чтобы пылать любовью к науке. Всё–таки науке нужны пылкие творцы, а не пыльные жрецы».

Глава 56. В которой Маша чаёвничает в гостях, а чаепитие обычно — д олгое дело, так что запаситесь терпением.

Кое–как они доехали до деревни, но, проезжая дом Марфы Егоровны с зелёной крышей, Маша решительно остановилась.

— Знаешь, что, — сказала она Василию, прислонив велосипед вместе с ним к забору, — ты подожди меня здесь, а я к бабе Марфе загляну, а то мне одного твоего заражения крови уже хватило, лучше такое больше не повторять.

— Да не надо, — затянул Василий, — бабушка недовольна будет.

— Мы сейчас не о твоей бабушке говорим, а о твоей ране, — решительно отвергла его попытки отговориться Маша. — Тебе понравилось в больнице? Не очень? И можешь мне поверить, что без пирожков процесс твоего выздоровления сильно бы затянулся. Так что не спорь. Жди меня, я быстро.

Девочка подошла к калитке, но звонка нигде не нашла, поэтому просто её открыла и вошла внутрь. А дальше пройти не получилось, потому что прямо перед ней сидел тот самый большой лохматый чёрный пёс, которого она собиралась поблагодарить рано утром, и с большим интересом обозревал уже её саму.

«Так смотрит, — подумала Маша, — будто к нему обед заявился». Между тем пёс мило оскалился, продемонстрировав здоровенные белые клыки, и предупреждающе рыкнул.

— Знаешь, что, дорогой, — обратилась к нему Маша, — я и сама рыкнуть могу, если что. Можешь у Бодуна поинтересоваться. Мне тут с тобой некогда прохлаждаться, у меня больной за калиткой ждёт. Иди–ка, позови свою хозяйку.

Пёс и не подумал сдвинуться. Но тут дверь дома отворилась и на крыльцо вышла Марфа Егоровна.

— Пахом, пропусти, — приказала она псу. — Здравствуй, Маша, ты в гости? — это она уже обратилась к девочке.

— Здравствуйте, Марфа Егоровна, — поздоровалась Маша, — я не в гости, я с больным. Василий упал с велосипеда и расшибся весь, кровь течёт, руку повредил, ногу подвернул, боюсь, как бы опять заражение не началось. Помогите нам, пожалуйста.

— А где же он? — спросила Марфа Егоровна.

— Да за забором ждёт, — ответила Маша. — Он из–за бабушки своей переживает, что она не одобрит это.

— Глупости, — сказала Марфа Егоровна, — давай, веди его в дом.

Маша подвезла мальчика на велосипеде прямо до крыльца. Потом они кое–как проковыляли на веранду. Веранда была большой и светлой, посередине стоял круглый стол, за которым, судя по самовару в центре, розеткам с вареньем и сахарнице, любили чаёвничать, сбоку притулился маленький жёлтый диванчик, на который и устроили мальчика. Повсюду были развешены пучки засушенных трав и цветов, и стоял такой аромат, от которого хотелось дышать и радоваться.

Марфа Егоровна принесла тазик с водой, причём какого–то светло–зелёного цвета, потом свой медицинский саквояж, тряпочкой промыла раны на руках, осмотрела их, намазала густо янтарной мазью из обыкновенной баночки, которую извлекла из саквояжа, явно собственного изготовления, и всё забинтовала. Потом осмотрела ногу — «Ничего страшного, просто лёгкий вывих» — вынула эластичный бинт, ещё одну баночку, теперь зелёного цвета, намазала голеностоп и забинтовала его восьмёркой. Потом достала из буфета бутылочку, налила из неё в чашку какой–то красного цвета настойки и протянула мальчику: «Выпей, это чтобы не так болело». Василий выпил и поморщился: «Горькая».